- Кид придет, и я уйду. Все-таки с такой горячкой я бы не стал оставлять тебя одного. А вот насчет врачей я, каюсь, погорячился.
- Да ладно, с кем только не бывает, - альфа махнул ему рукой. - Только скажи мне, зачем заявился сюда с утра пораньше?
- Да теперь неважно уже...
- Ну, говори.
- Я хотел... Тц, - он цокнул языком недовольно и отвернулся. Так кому там захотелось поделиться с кем-то своими переживаниями? Опять трусил. А интуиция, до этого вся такая сильная и всезнающая, замолчала. Как будто виновато. Как будто намекая признаться в своей вине. И тогда же он понял, что должен рассказать. Выдать себя с головой. «Не могу. Язык не поворачивается. Вот! годы воздержания от задушевных разговоров с кем-либо дают плоды. Горькие, правда, ну неважно. Что бы смолоть такого, лишь бы он мне поверил? Думай быстрей, дурья башка, не то начнет коситься и расспрашивать. Может... Пригласить куда-то? Да-да, скоро же ярмарка. Ну, то есть сегодня! А раз уж он все равно тут лежит-болеет, то... Решено!» - Хотел пригласить. Ярмарка в городе, а во дворце я, кажется, со скуки подохну. Но ты болен, поэтому... Поэтому, - омега развел руками, вставая с кровати. Слуга пришел. - Впрочем, если все будет хорошо, милости прошу. - Само собой, на подобный исход Натан не надеялся, просто сказал из вежливости.
Альфа ему улыбнулся.
- Хорошо, - и, помедлив, добавил: - Я все знаю. Мне жаль.
Банально такое, конечно, говорить, но это «я знаю» заставило сердце Натана подпрыгнуть к самому горлу. Да еще врезаясь в хрящи. Стало трудно дышать. И не сказать, что из его легких Альберт выбил своими словами весь воздух. Просто сердце начинало Ната душить. Сглотнув, чтобы прогнать его на законное место, Натан собрался с мыслями, чтобы бросить:
- Я... До скорого, - и уйти. Да еще дверьми хлопнуть, так сказать, на прощанье. За уже закрытыми створками раздался вздох. Да, будь Натаниэль на месте альфы, тоже бы вздыхал. Вел себя совсем как... хотя, он же омега и есть. Стесняться и всячески отгораживаться от других было не в его правилах, но, думается, лишь до сей поры. Теперь «ломаться» - его второе имя! В груди звучно бухало от остатков страха, а Нат не мог ничего поделать ни с головой, ни с голосом. И с чего бы? Так уж ли изнежил его дворец? Или он - наконец! - влюбился? Да и неважно, наверное. Вот что интересно, так сколько Альберт это будет выдерживать на своей шкуре? Не железная же она у него.
А немного пройдясь, омега уже задался вопросом: как вообще Альберт обо всем узнал? И догадавшись, выругался в пустой воздух.
«Сволочь этот директор. Натуральная. Наверное, со всеми успел поделиться перед смертью. Мразь. Жаль, что меня не пустили на его казнь. Так бы хоть позлорадствовать. Имею какое-то право! Учитывая, что он испоганил мне всю дальнейшую жизнь, даже не право, а правище. Был бы сейчас жив, я вмазал бы. Так руки и чешутся. Не могу от себя... Если бы поговорил, сейчас легко, может, стало бы. Куда вся воля подевалась? Как провалилась сквозь землю... Тц. Ладно. Побью стену. Или поклепаю стихи. Пройдет».
***
Однако хрупкую стену и тонкую бумагу омега решил поберечь. Ну, собственные нервы и кулаки заодно. А вот прогулка бы ему не повредила. Ничто так не помогало собраться с мыслями как весенний воздух, чистый, хотя и наполненный сотнями голосов. Вы только представьте! Северный ветер, все еще пронзительный, но не такой холодный, играет с отросшими светлыми прядями. Слух ласкает нежный шепот садовников, склонившихся над больными деревьями и через силу пробивающимися к солнцу ростками. Капелью льется песня на иностранном языке, такая чистая, как весеннее небо, и лишь с единственной родной строчкой: «Время прощаться!»* За окном жалуются - но явно с усмешкой, - мол, опять врут календари: уже вылезли подснежники, чуть голубые, а на бумажных страницах только середина первого месяца весны. Цокот каблуков заставляет дрожать. Причем не чужой, перемешанный с шорохом юбочных складок, а отражающийся от собственной кожаной обуви. Отсылка к, что называется, приятным сценам из прошлого. Да уж, то была решающая прогулка по городу. Правда, как бы это печально не было, единственная. Время, куда подевалось время! Теперь он учился чуть ли не весь день, а одно, чем мог себя удостоить - красивый вид из окна. И запах моря в библиотеке, конечно. Не думайте, впрочем, что учеба куда-то неожиданно делась - ему, с горем пополам сдавшему выпускные экзамены, требовалось еще многому научиться. Просто сегодня - первое воскресенье, которое Натан решил для себя освободить. Не от учителей (им тоже нужно отдыхать), а от дополнительных часов в дворцовой библиотеке. Ну, решил прямо сегодняшним утром, только почувствовав, что Его Высочество таки слег.