- А все-таки, - сказал Нат, оторвавшись от бумаги и пера, - день сегодня отвратительнее некуда. Аж плакать хочется.
Если бы эти слезы еще были...
Часть 14
Как бы ему ни хотелось, чтобы в душе все поскорее устаканилось, а делами надо было заниматься. Во многом именно на нем висела подготовка к свадебной церемонии. И не надо быть умудренным опытом, чтобы понимать, как Натану хотелось прежде полечить нервы, чем заниматься подобной ерундой. Пусть и неизбежной, пусть и... Хотя, нет, не казалась она уже такой мрачной. Быстрой, да, даже стремительной, однако совсем не отвратительным событием, как его поехавшему сознанию виделось раньше. Все-таки он успел привязаться к этой богатой обстановке, слугам, придворным, садовникам и лакеям, раньше непривычным ритуалам, всем будущим родственникам, а особенно к Его Высочеству. Казалось, если он попытается уйти из дворца, крепко связавшие Натана с этим местом узы точно уздой потянут назад. После той случайной встречи с Бертом парень понимал это как нельзя четко. Он и представить не мог, как отпустит эти комнаты, залы, а особенно сад... Тот, который только-только начал расцветать!
Тем не менее, Натан цеплялся и за искореженное прошлое. Непонятно, впрочем, почему. Там, знаете ли, ты просыпаешься с мыслью, что это не твоя кровать, не твой пол, не твоя одежда и, тем более, не твой дом. Ты ходишь по нему, не воспринимая ни одну трещинку в потолке или серую паутину в углу родной. В нем царит холод, и даже твое тело не принадлежит тебе. Мысли, скрытые глубоко, и те тянутся прочь из головы. В чужом доме тебе принадлежит хотя бы тело, а в чужом приюте даже руки - не твои. И засыпаешь ты с одной мыслью: «Даже сны здесь - не мои». Как будто он там и не жил. Как будто то время омега лишь блуждал по тупикам жизни, силясь выйти на собственную тропу. Да, самостоятельность, да, эта «упоительная» свобода, но есть ли от них хоть какой-то толк, когда ты сам ни в чем подобном не нуждаешься? А заботливой ласки даже от директора было не дождаться! Да, странная была эта любовь, ничего не скажешь... И разве к этому можно было как-то привязаться? Омега обладал определенно удивительным знанием. Потому что мог.
- Тьфу! что за слезливые мысли лезут мне в голову? Небо розовеет - нужно собираться.
И действительно, на часах уже шел пятый час. Солнце из белого превращалось в оранжевый огненный шар: постепенно рыжели рваные края лучей, желтела белая сердцевина в форме пятиконечной звезды, а воздух вокруг расплывался, точно от нестерпимой жары. Впрочем, на улице было действительно жарко. По крайней мере, так показалось Натану, закутанному в черное весеннее пальто. Только его рук коснулись красные лучи, он сбросил с себя одежду и повесил на руку - импровизированную вешалку. Сзади неодобрительно вздохнул Деяти, но ничего говорить не стал. В конце концов, кто он таков, чтобы приказывать своему господину? Более того, ему стоило радоваться, что Его Светлость соизволила наконец покинуть облюбованную им библиотеку и заняться делами. Натан решил-таки выбрать себе свадебный наряд.
Не то чтобы он не занимался этим раньше, нет! Первое платье он выбрал. Ну, как платье, самый обычный белого цвета фрак, такая же рубашка, брюки, жилет, и только ярко-зеленая брошь с изумрудами, прикрепленная на лацкане, выбивалась из этого «снежного» разнообразия. Оно было выкуплено на официальную церемонию. Сейчас же ему предстояло найти второе, обрядовое, платье. Так его знали в народе, а среди знати оно называлось повседневным. Так уж считалось, мол, молодоженам нужно проходить в этих громоздких нарядах неделю, дабы доказать друг другу, что «они готовы терпеть мучения ради своей любви». Они, эти платья, были больше похожи на одежду каких-нибудь магов: белые, с пятнами цветочного узора, и просторные балахоны с рукавами до пояса. Как правило, их расшивали атласными лентами, причем без подобной вышивки оставляли только юбку, белую или кремовую. Вместо этого к ней пришивали яркий полупрозрачный шлейф. Под само платье надевали еще одно, хлопковое и белоснежное, лишь бы не просвечивало кожу. Образ довершал тяжелый головной убор. Верхняя его часть представляла собой обычный венок, только созданный из искусственных цветов, но у самых ушей к ободку крепились круглые металлические пластины, закрывавшие уши, а уж к ним в довесок - серебряные и золотые цепочки. Обычно и платье, и громоздкое украшение доставались омеге, альфе или бете по наследству. Натану, само собой, ничего подобного не светило. Ну, как, убор ему все-таки достался - от еще, к счастью, живого Его Величества Ливера. Сохранил он его чисто по случайности, а вот платье отдал на тряпки - кому оно нужно, если Люцию все уже досталось от почившего папы? Такого предвидеть, конечно, не мог никто.