Вот, значит, как получается…
[Фото из архива автора]
В Стамбуле
На турецком берегу Средиземного моря
В тени — под кустом алоэ
В шестизвездочном отеле Марко Поло — с коллегой из Запорожья Александром Веревкиным
История 34-я. Семья Федора Шаляпина могла бы владеть частью Украины
ЧАСТЬЮ — это, конечно, громко сказано. Частичкой, кусочком, мысом-скалой. Соединенный с Южным берегом Крыма узким перешейком, он, однако, считается едва ли не главной достопримечательностью просторной «пушкинской» гурзуфской бухты — знаменитое Лукоморье Александр Сергеевич увидел именно здесь, поднявшись на живописный утес.
А впервые описан он был, как полагают некоторые исследователи, еще стариком Гомером. «Туда не взойдет и оттоль не сойдет ни единый смертный, хотя б с двадцатью был руками и двадцать бы ног имел», — таким необычный гурзуфский мыс запал в душу автору бессмертной «Одиссеи». Но сегодня никто бы, наверное, и не вспомнил, что в начале века двадцатого у этого кусочка крымской земли имелся хозяин. Если бы не его имя.
В 1916 году, по легенде, всего за один рубль, скала была продана Шаляпину владелицей располагавшегося поблизости курорта Суук-Су Ольгой Соловьевой. Мысом Шаляпина на черноморских лоциях она помечена и по сей день.
В отличие от Пушкина, который, вроде бы, бывал на мысе, я на его вершину так ни разу и не поднялся — хотя и бывал возле него многократно: не рискнул. А вот возможность подтвердить [или развеять] легенду у меня однажды появилась: во время визита — летом 1999 года, в Украину [и, в частности, в Крым] внучки Шаляпина Лидии.
Наивный человек, я надеялся, что наследница гурзуфской собственности певца если не свободно говорит по-русски, то уж, по крайней мере, понимает русскую речь. Лидия Йола Либерати-Шаляпина — итальянка по происхождению и до крымской поездки на территории бывшего Союза бывала лишь дважды.
Тем не менее, мне повезло: обязанности переводчика любезно согласился взять на себя кузен Лидии, в недавнем прошлом — профессор Сорбонны Георгий Соловьев. Как оказалось, это его бабушка, Ольга Соловьева, и уступила скалу Федору Ивановичу. Кстати, третьей в компании гостей — а пребывали они тогда в МДЦ «Артек», была внучка хозяина курорта Суук-Су, весьма известного в свое время российского инженера-мостостроителя Владимира Березина Галина Березина, приехавшая в то лето в теплый Крым, если мне не изменяет память, из Минска.
— Мой дед, — улыбалась по-доброму на мои расспросы Лидия Йола, — большой гений… Вроде Пушкина.
— В вашей семье, конечно же, бережно хранится память о нем?
— Все чтут память Федора Ивановича! Прекрасно знает о нем и мой сын — ему сейчас 40 лет. А у брата Франко дочь Татьяна научилась великолепно говорить по-русски… Четыре года назад, в 1995 году, вся наша семья была приглашена в Москву — на открытие музея Шаляпина и памятника ему в Новодевичьем монастыре. Во время этих событий скончалась моя мама. Она была очень больна, но обязательно хотела поприсутствовать. Она всегда желала умереть в России, и ее похоронили недалеко от Шаляпина. Она была большой патриоткой России.
— А вы себя кем считаете?
— Я русская только на четверть… Но тягу к этому краю всегда ощущала. Так же, как и к Киеву. Для меня большое переживание — бывать в тех местах, где бывал Шаляпин.
— А чем вы занимались в жизни?
— Окончила фармацевтический факультет университета, имею докторскую степень… Преподавала в школе математику, латынь… А теперь — в отставке. Живу в Риме.
— В Италии такое же красивое море, как и тут, в Украине?
— Прибрежная полоса где-нибудь возле Капри — очень похожа на крымскую. Но воздух там не такой чистый. Там много промышленности, транспорта.
— Как в вашей семье восприняли посмертное «переселение» Федора Ивановича из Франции, где он был похоронен, в Россию?
— Дети хотели, чтобы он вернулся на родину. Хотя сам он этого не желал… Монумент ему поставили замечательный.
— Кто-то из потомков Шаляпина проявил себя, так сказать, по артистической линии?
— Первый сын Федора Ивановича — Борис — большой художник. Другой сын — Федя — снялся во многих голливудских и итальянских фильмах. Моя тетя Лидия — пела, играла в театре. Выступала с ней и моя мать.
От кузена же Лидии, Георгия Соловьева, я узнал, что примечательную гурзуфскую скалу Федор Иванович давно хотел купить — чтобы построить на ней замок искусств [по образцу средневековых рыцарских]. Но хозяйка здешних курортных мест долго отказывалась.
А в 1916 году у подножия величественной Медведь-горы [в двух километрах от мыса находится] она устроила пикник. Приглашены на него были итальянцы из Гурзуфа, музыканты… После пикника Шаляпин вдруг поднялся со своего места и запел в темноте крымской ночи…
— Бабушку до глубины души тронули его песни, — закончил рассказ Георгий Соловьев. — Она подошла к Федору Ивановичу и произнесла: «Скала — твоя!».
Дарственная, оформленная на имя певца, сейчас хранится в музее истории Международного детского центра «Артек» — нынешнего собственника бывшего курорта Суук-Су. Передала ее сюда семья Федора Ивановича, отказавшаяся от прав на свою украинско-крымскую собственность. А вот что о шаляпинской собственности в Гурзуфе оставил в своих воспоминаниях художник Константин Коровин [в Гурзуфе, по соседству с «Артеком», находится Дом творчества художников им. Константина Коровина]:
***
«В Крыму, в Гурзуфе, у моря, я построил себе дом в четырнадцать комнат. Дом был хороший. Когда вы просыпались, то видели розы с балкона и синее море. Впрочем, как ни прекрасен был Гурзуф, но я все же любил больше мой деревенский дом, среди высоких елей моей прекрасной родины.
Шаляпин приезжал ко мне в Крым. И не один. С ним были: Скиталец, Горький и еще кто-то. Я пригласил специального повара, так как Шаляпин сказал:
— Я хотел бы съесть шашлык настоящий и люля-кебаб. Из окон моей столовой было видно, как громоздились пригорки Гурзуфа с одинокой виллой наверху. За завтраком Шаляпин серьезно сказал:
— Вот эту гору я покупаю и буду здесь жить.
И после завтрака пошел смотреть понравившиеся ему места. Его сопровождал грек Месалиди, который поставлял мне камень для постройки дома.
Вернувшись, Шаляпин прошел на террасу — она была очень просторна и выходила к самому морю; над ней был трельяж, покрытый виноградом. За Шаляпиным следовала целая толпа людей.
Когда я вышел на террасу, Шаляпин лежал в качалке. Кругом него стояли: Месалиди, какие-то татары и околоточный Романов с заспанным круглым лицом и охрипшим голосом; шло совещание.
С террасы были видны Одалары — две большие скалы, выступающие из моря, — «пустынные скалы». На скалах этих никто не жил. Только со свистом летали стрижи. Там не было ни воды, ни растительности.
— Решено. Эти скалы я покупаю, — сказал Шаляпин.
— На что они вам? — возразил околоточный Романов. — Ведь они налетные. Там воды нет.
Шаляпин досадливо поморщился. Я ушел, не желая мешать обсуждению серьезных дел.
С этого дня Шаляпин забыл и Горького и друзей, каждый день ездил на лодке на эти скалы и только о них и говорил.
Приятель его, Скиталец, целые дни проводил в моей комнате. Сказал, что ему нравится мой стол — писать удобно. Он сидел и писал. Писал и пел [речь идет о русском пистаеле Степане Скитальце, 1869—1941].
Сбоку на столе стояло пиво, красное вино и лимонад. Когда я зачем-нибудь входил в комнату, он бывал не очень доволен…
Раз я его увидал спящим на моей постели. Тогда я перетащил свой большой стол в комнату, которую отвел ему…
* * *