- Столько всего наготовила, поела бы сама, - подсказываю я сестре.
- А и, не хочется.
- Как живешь-можешь, сестренка?
- Живу, - односложно отвечает она и добавляет. - Борис хороший. Он не жадный. Почти все деньги мне отдает. Он талантливый, хорошо поет.
- Да, согласен. Не раз слышал. Только репертуарчик маловат: все про поручика Голицына, которому не нужна "ля-ля-ка".
Сестра изучающе смотрит на меня.
- Он и другие песни знает, - говорит она с обидой в голосе. - И на гитаре хорошо играет.
- Да что ты!
Если хочешь знать, он половину своей роты научил играть. Я ему говорю, что другие за это деньги берут, а он мне: "нельзя наживаться на искусстве".
- Так прямо и сказал? - искренне удивляюсь я.
- Не нравится он тебе? Мы тебе мешаем. Комнату твою заняли. Ничего. Недолго осталось терпеть: скоро он получит новую квартиру. Вы все тогда отдохнете.
- Не говори глупостей, - отбиваюсь я, но не могу скрыть, что эта информация меня радует.
Пытаясь увести разговор в другое русло, беру сестру за руки:
- Что ты все о Борисе да о Борисе, ну его! Расскажи-ка лучше о себе.
Сестра тяжело вздыхает и говорит:
- Мне тебя жалко.
- Здравствуйте, приехали. Это еще почему?
- Совсем плешивый стал.
Против обыкновения, грубое замечание сестры не сердит меня. Я всегда буду ей благодарен за письма, которые она писала мне в армию. Она единственная девушка в мире, писавшая мне. Помню, я делал вид, что эти письма не от сестры, а от подружки. С томным выражением я прочитывал короткие тексты "Здравствуй, как живешь? Мы живем нормально" и нарочито бережно прятал бумажку во внутренний карман кителя, напротив сердца. Сейчас это кажется смешным, а тогда все было более чем серьезно. Письма сестры давали мне право смотреть свысока на тех солдат, которым вообще никто не писал, и позволили избежать насмешек на эту болезненную для любого парня тему.
Часть 5. "Забери меня с собой ..."
От нечего делать копаюсь в семейных документах. Нахожу свою старую телефонную книжку. Пролистав от "А" до "Я", делаю неутешительный вывод: в этом мире я одинок. Мне некому даже позвонить! Разве что татарину Рафику.
Рафик гулял на моих проводах в армию. Я пригласил Рафика только из-за того, что у Шурика случилось очередное обострение болезни уха, и он не пришел. А хотелось, чтобы мои проводы были не хуже, чем у других, чтобы пришло много народу и было весело.
После небольших сомнений набираю номер телефона. Трубку берет сам Рафик. От волнения говорю путано. Рафик половину не понимает, однако соглашается встретиться со мной в шесть часов вечера у памятника Маяковскому. Кладу трубку.
Я разговаривал как мямля. Не люблю себя таким. Почему-то разволновался. Уговариваю себя успокоиться: в конце концов, Рафик не женщина. Как бы там ни было, сегодня состоится мой первый выход в свет, по-современному - тусовка.
С Рафиком мы обязательно пойдем в ресторан или кафе. Сколько раз за годы армейской службы, в минуты тоски и безысходности, я представлял свой первый поход в ресторан, знакомство с проституткой... Почему-то хотелось познакомиться именно с проституткой, и особенно меня волновал момент передачи денег.
Для встречи с Рафиком надеваю свою новую белую куртку. Не жалея, обливаюсь французской туалетной водой. На дворе - начало декабря, поэтому беру с собой в целлофановом пакете подарок отца, кроличью шапку.
Долго хожу вокруг памятника Маяковскому. Рафик прилично опаздывает. Моя первая тусовка, кажется, накрывается медным тазом. От досады исполняю куплет, подражая менту Борису:
Поручик Голицын, тра-та-та, тра-та-та,
Корнет Оболенский, налейте ля-ля,
Зачем нам, поручик, тра-та-та, тра-та-та?
Чужая ля-ля-ка нам совсем не ля-ля.
Холодно! Подхожу к высокому и плечистому молодому человеку в очках. Так же, как и я, он долго ждет кого-то.
- Не май месяц, - говорю я ему.
- Да уж! - отвечает парень.
Не знаю зачем, интересуюсь:
- Вас, случайно, не Рафиком зовут?
- Рафиком, а вас?
Называю себя и говорю:
- Привет, дружище!
Чудеса! Этот человек хоть и Рафик, но никак не может быть моим Рафиком. Мой был маленького роста, щупленький и без очков. Или я все забыл?
Мы вяло пожали друг другу руки. Ладонь у молодого человека сухая, пожатие сильное. Нет, определенно это не тот, кого я жду. У моего Рафика руки были потные.
- Очень рад, - говорю я.
- И я рад, - грустно вторит молодой человек.
- Какие планы на вечер? - спрашиваю я.
- Не знаю даже. А у вас какие?
- Тоже не знаю. Предлагайте.
Молодой человек задумывается и осторожно говорит:
- Если честно, я совсем не узнаю Вас. Наверное, вышла какая-то ошибка.
После таких слов остается одно: разбежаться в разные стороны. Одна только мысль, что мне придется возвращаться домой, туда, где спит вечно голодный Борис, а на кухне грустит его жена, где в большой комнате стоит моя раскладушка и телевизор, возле которого молчаливо сидят родители... Одна только эта мысль заставляет действовать решительно.
- Послушайте, - дрожащим голосом произношу я, - в конце концов, какая разница, знакомы мы или нет? Главное, мы здесь, и у нас свободный вечер. Давайте сходим в ресторан. У меня есть деньги.
Молодой человек молчит.
- Послушайте, - привожу я последний аргумент. - Я только что вернулся из армии. Считайте - два года отсидел в тюрьме.
Молодой человек делает едва уловимое движение назад.
- Не бойтесь, я действительно служил в армии. Два года! Честное слово. Послушайте, Рафик... Вы ведь на самом деле Рафик?
- Да, я Рафик.
- Послушай, Рафик, два года я не общался с девушками. Пойдемте в ресторан или кафе, или куда скажете, лишь бы было тепло и много девушек.
Молодой человек задумывается, снимает очки и начинает протирать кончиком шарфа.
- Извините, - говорит он. - Я, наверное, не смогу. У меня дела.
- Какие еще дела?
- Важные.
- Ну какие такие важные, конкретно? - наседаю я.
- У меня встреча с девушкой, - признается Рафик и краснеет.
- С девушкой! А у нее подруга есть?
- Есть.
- Послушайте, Рафик, будьте человеком, возьмите меня с собой! Я вам не помешаю!
Рафик смотрит, как смотрят на смертельно больного. Конечно, в моей наглой просьбе есть доля унижения. Но, в конце концов, все поступки, совершаемые по желанию, а не по необходимости, наглы по форме и унизительны по содержанию. И потом, мне ужасно не хочется возвращаться домой, а хочется познакомиться с девушкой!
- Хорошо, - сдается Рафик, - но сначала мне нужно позвонить.
- Не вопрос. Как ее зовут?
- Натали.
- Красивое имя.
Демонстрируя свою полезность, протягиваю другу деньги.
- Не нужно. У меня мобильный телефон, - отвечает Рафик.
Демонстрирую свою воспитанность: отхожу, чтобы не мешать разговору. Хожу кругами, вприпрыжку. Куртка совсем не греет, хотя сделана в Финляндии.
Уже металлические пластины моей белой курточки покрылись инеем, уже уши потеряли всякую чувствительность, а капюшон не спасает, и мне волей-неволей приходится надеть отцовскую кроличью шапку, а Рафик все никак не может убедить неведомую мне Натали выйти и выяснить какое-то недоразумение, к которому Рафик, по его словам, непричастен.
И когда казалось, что договориться им не удастся, Натали вдруг сдалась. Лицо Рафика устало светлеет. И я вспомнил эту бледную улыбку: точно так Рафик улыбался на моих проводах в армию. Да, это мой Рафик! Да, это мы с ним ходили в парашютный клуб и мы оказались в числе немногих, которых не допустили до прыжков с самолета: Рафика из-за пло-скостопия, а меня из-за давления, подскочившего, я думаю, от страха.