— Как? Вы его защищаете? — воскликнула Сусанна Лазаревна в крайнем изумлении.
Сам факт публикации моей книги воспринимался многими однозначно как акт мести: моей и государства. Отсюда и содержание книги предполагалось соответствующее, то есть априори осуждалось.
Одна когда-то близкая мне женщина Шура Попова вернула посланную мною бандероль с моей книгой, даже не распечатав ее.
Священник отец Дмитрий Дудко сказал мне, что я написала «ужасную книгу».
— Почему ужасную? — удивилась я.
— О НЕМ нельзя говорить ни одного худого слова! — фанатично произнес он. — Даже на солнце бывают пятна.
А обывателю, берущему в руки мою книгу, не терпелось выискать, где я говорю о НЕМ плохо.
— Я все читала и искала, где же будет о нем плохо, — откровенно призналась мне рязанская учительница Серафима Михайловна, подруга Сусанны Лазаревны. — Наконец нашла — следствие!
Следствие — это единственное, в чем меня упрекнул Илья Соломин.
— Но ведь я же не первая об этом сказала. Об этом во всеуслышание сказал Виткевич, да и Саня написал о своем следствии, что он «не имел оснований им гордиться». («Архипелаг ГУЛАГ», том 1, стр. 143).
— Все-таки ты не должна была об этом писать.
— Может быть, и не должна была, но не могла, вынуждена была. Все равно я написала правду.
Но, несмотря ни на что, всякий, кто читал мою книгу, закрывал ее с ощущением, что она написана любящей женщиной. Некоторых шокировала моя откровенность. Жестоко осудила меня за нее моя самая первая в жизни подруга — подруга детства Ира Арсеньева. Поблагодарив меня за присылку книги, Ира писала о ней:
«Знаешь, Наташа, она оставила у меня неприятный след. Ты всю жизнь была очень скрытная, любила тайны и даже, когда мы бывали вместе, никогда ничем не делилась. И вдруг так выворачивать на обозрение всем людям свою душу. Зачем? Для чего?»
Я ответила Ире: «Что меня так огорчило, если не сказать — убило в твоем письме? Как же ты, так хорошо меня когда-то знавшая („ты всю жизнь была очень скрытная“ и т. д.), не смогла понять простой вещи? Какой же силы должен быть поразивший меня удар, чтобы так изменить меня, из скрытной сделать открытой, даже откровенной, и не только с близкими людьми, но и на весь свет?!»
Большинство людей, лично знавших меня, отнеслись к моей книге с сочувствием и интересом.
Мой бывший оппонент профессор Л. А. Николаев написал мне: «Я благодарю Вас за Вашу книгу — ее лаконичный драматизм оставляет сильное впечатление».
Моя «музыкальная» подруга Г. Корнильева писала, что моя книга «имеет в Березняках головокружительный успех! Все просят меня дать почитать. Читают, переживают, восхищаются твоим мужеством и литературным талантом. (…) Я и сама прочитала твою книгу еще раз».
Если Галя Корнильева прочитала мою книгу 2 раза, как и многие, то другая моя подруга детства Лиза Ефимова прочла ее семь раз и знала почти наизусть.
Одна женщина-архитектор в октябре 1983 года писала мне:
«Прочла Вашу книгу. Она перевернула мою душу. Больше чем согласна с Вами и оправдывала, нет, не оправдывала, а благословляла поступки Ваши. Он, конечно, редкий, незаурядный человек, умен, и умел завершать однажды начатое. Но тем сложнее и тем безвыходнее было Ваше положение. Но то, что Вы — в таком положении, — достигли очень-очень многого, в том больше чести и хвалы Вам».
Были и такие, которые гордились знакомством с автором книги.
«Спасибо за подарок, а вернее реликвию, — писала мне дочь моей рязанской знакомой М. С. Головиной. — Иметь такую книгу мне очень почетно, так как чувствую себя в какой-то мере соприкоснувшейся с событиями если не мирового масштаба, то хотя бы исторического плана».
Я получала письма, порой даже восторженные, от своих бывших студентов, сотрудников. Все это очень поддерживало меня, особенно на фоне доходивших упреков в компромиссе с теми, кто противостоял моему мужу.
Одна моя бывшая студентка писала: «Я заметила, что с особым интересом читают женщины. Да, нам есть над чем подумать, прочитав ее. И даже люди, совершенно незнакомые с Вами, прочитав книгу, обязательно приходят поговорить о ней, поделиться мнением. А ведь не каждая книга побуждает к этому».
Бывший командир дивизиона, в котором служил во время войны Солженицын, Е. Ф. Пшеченко писал мне: «…у Вас много друзей, а почитателей тысячи. Вашей книгой зачитываются те, кому она, конечно, попадает в руки».
Но особенно отрадными были письма от незнакомых мне людей, которые нашли мою книгу интересной и значительной, дающей незаменимую информацию о знаменитом писателе. Таким моим корреспондентом оказался Р. И. Пименов — математик, автор многих научных работ: