Илья Зильберберг уверяет: Солженицын знал, что архив его находился у Зильберберга. Даже будто бы Вениамин Львович Теуш во время их единственной встречи (год ее назван неверно) показал Александру Исаевичу на Зильберберга и многозначительно сказал: «У него».
Этого не было и не могло быть! Летом 1964 года, когда на самом деле произошла та единственная встреча Солженицына с Зильбербер-гом, в этом не было никакой необходимости. А в 1965 году этого не могло произойти по той простой причине, что они в том году не виделись.
На самом деле, забрав весной 1965 года у Теуша то, что хранил у него, Александр Исаевич был уверен, что он забрал все. А потому для него было полнейшей неожиданностью, что, оказывается, Теуш вынул прочесть кое-что, не положил потом на место, забыл об этом и спохватился лишь перед отъездом на летний отдых, случайно наткнувшись на вынутую часть архива, имея к тому же соседом работника КГБ. Ему ничего не оставалось, как попросить Илью временно подержать это у себя. При таком решении имело значение еще то, что Теуш к этому времени написал работу «Художественная миссия Солженицына», которую стали охотно читать. Это же заставило Александра Исаевича забрать у него хранимое еще весной 1965-го года.
Так вот чего не мог простить Александр Исаевич Теушу — проявленной им беспечности в роли хранителя доверенного ему Солженицыным! Работа Теуша «Художественная миссия Солженицына», из-за которой у него вышли неприятности и которая привлекла к себе внимание КГБ, была детской игрой в сравнении с пьесами «Пир победителей», «Республика труда» и многим другим, взятым Госбезопасностью на квартире у Зильберберга.
Вот она, причина, по которой Александр Исаевич перестал видеться с Вениамином Львовичем! Он предпочел отойти, чем объясниться…
Страх перед обыском, перед арестом не уходил после этого из жизни Александра Исаевича до самого того момента, когда он (через восемь с половиной лет после изъятия архива!) и в самом деле был арестован, а затем выслан из СССР.
Если Солженицын продолжил разговор с Зильбербергом печатно, в очередном «Дополнении» к «Теленку», например, то очень хорошо. Если нет — жалею, что не смогла своевременно вмешаться в этот разговор, восстановить истину. Вмешалась с запозданием, в 1983 г.1
Новый, 1977 год застал меня в Риге. Я и туда привезла с собой материалы, работаю над очередной главой.
По приезде в Москву работу продолжаю. Когда начала девятую главу, посвященную письму Солженицына IV съезду писателей, поняла, что мне не обойтись теми скудными «выпечатками», которые я сделала из «Теленка» в 1970-м. Прошу АПНовцев дать мне еще раз «Теленка», а когда он снова оказался у меня в руках, то выяснилось, что мне не избежать перепечатки почти всего текста. Одновременно решила написать свои соображения о «Теленке» в «Имка-Пресс», издавшее его.
И я то сижу на своей банкетке и печатаю на машинке текст «Теленка», то оборачиваюсь к письменному столу, чтобы записывать приходящие в голову мысли по поводу того же «Теленка»: то ли для «Имка-Пресс», то ли еще для кого-то — там видно будет. Лишь бы получился веский, убедительный документ!
Живу в состоянии такого душевного подъема, что страшусь его упустить. И я сержусь, когда мне звонят днем. Никому не отвечаю на письма, на многочисленные поздравления ко дню рождения.
В начале марта перепечатывать «Теленка» закончила, и к этому же времени оказалась готова статья «Издательство или типография?». Читаю ее некоторым своим друзьям. Слышу от Ундины Михайловны:
— Никакой адвокат не составил бы речь сильнее!
Символичным показалось то, что именно 26 февраля, в день моего рождения, начался показ по телевидению многосерийного фильма по повести Каверина «Два капитана». Эту книгу я когда-то дарила Сане, когда он был на «Шарашке». И я записала в своем дневнике: «В чем-то этот год должен быть моим!»
В первых числах марта я узнала, что во Франции, в издательстве «Пигмалион», вышла моя книга, а в конце марта я уже держала ее в руках. «Моя жизнь с Солженицыным» («Мемуары Натальи Решетов-ской, первой жены Солженицына»). Книга прекрасно издана, хотя не могло не удивить, что наш общий с мужем снимок, сделанный на Байкале, на обложке книги дан на фоне храма Василия Блаженного, и вышло так, что мы гуляем по Красной площади в туристских штормовках. Вот уже не думали мы, плавая когда-то по Байкалу, попасть в таком виде на обложку французской книги, изданной приличным тиражом.