Да, в этом мире существовала магия. Не думал, что такое возможно, однако с реальностью придётся смириться, ибо ничего другого не оставалось. Происходящие не походило на дурной предсмертный сон, а жар и спёртый воздух ощущались слишком уж реалистично.
В шахте на глубине семь тысяч метров по-другому и быть не могло. Кондиционеры были не в силах опустить температуру ниже сорока градусов, да и зачем это делать, если на тебя пашут рабы? Главное — чтобы не сдохли раньше времени, а там хоть трава не расти.
Я толкал вагонетку и через каждые пять-шесть метров встречал измученных соотечественников, изнывавших от невыносимой жары. Среди них были женщины, что хотя бы можно понять, но какими надо быть сволочами, чтобы отправить сюда детей⁈ Мне попалась девочка лет четырнадцати, с трудом державшая установку для добычи абсолютиума.
А стандартными методами его добыть было невозможно, ибо в необработанном виде он детонировал от любой ударной нагрузки. Стоило мне опрокинуть вагонетку с твёрдой рудой, как вся шахта в тот же миг перестала бы существовать. Поэтому её перемалывали специальными алмазными дисками в пыль, дабы минимизировать вероятность детонации.
Всего в смене трудилось около двухсот человек, а концентрационный лагерь насчитывал немногим меньше тысячи. Обычно мы работали в три смены, и ясное дело, выходные здесь были не предусмотрены.
Сравнивать со временами Великой Отечественной было бы некорректно, ведь нас кормили относительно хорошо. Да и в реалиях этого мира вполне нормально отправлять рабов на столь опасную и сложную работу, но использовать детей…
Нет, это не лезло ни в какие ворота! Я и в прошлой-то жизни не знал жалости, а сейчас у меня буквально были развязаны руки. Хоть и скованны ноги.
Но это ненадолго.
Тем временем я добрался до лифта. Затолкал вагонетку на платформу и нажал на большую красную кнопку. Загудели электродвигатели, покрытые пылью шестерни с противным скрипом начали поднимать платформу.
Охранники находились примерно на двадцать метров выше забоя и в самый низ они спускались крайне редко. Оно и понятно, ведь в помещении охраны поддерживалась комфортная температура. А самое поразительное, что нас охраняло всего лишь семь бойцов, у которых даже не было огнестрельного оружия. Шальная пуля могла привести к детонации всей руды, поэтому поляки использовали электрические дубинки и дальнобойные шокеры.
С одной стороны, могло показаться, что столь низкое количество надзирателей провоцировало рабов на бунт, но такая возможность практически полностью отсутствовала. Два человека постоянно находились в защищённой комнате и наблюдали за мониторами, выступая в роли последней линии обороны. Им было достаточно нажать на одну кнопку, и все двери будут заблокированы, а на поверхность уйдёт сигнал тревоги.
А за любую попытку побега рабов отправляли на нижний уровень. Там не было ни кондиционеров, ни света, и смерть наступала всего за пару часов. Сложно описать, что чувствовали приговорённые к казни, сидя в темноте и постепенно умирая от жары. Многие в лагере утверждали, что лучше разбить себе голову об стену или погибнуть в схватке с надзирателями, чем отправиться на нижний уровень.
Платформа с грохотом остановилась, и я впервые увидел врага. Двое рослых мужиков в тёмно-синей форме стояли у дверей в конце прямоугольной комнаты. Один курил, а второй громко рассказывал о своих сексуальных успехах. Так уж вышло, что я знал польский язык, да и много каких ещё, а потому без проблем понимал их речь.
Помимо меня и поляков, в помещении находились ещё четверо работяг из соседних забоев. Каждые три минуты сюда привозили по пять вагонеток с рудой и перегружали их на одну из двух платформ, которая уезжала наверх каждые полчаса.
Закрепив вагонетку, раб должен был взять пустую с другой платформы и активировать секундомер. Ровно через час эта телега должна оказаться в погрузочной комнате, иначе пленник лишался доступа к воде. Но это если опоздать на минуту, а если на пять, то тебя оставляли в шахте ещё на восемь часов.
Я сделал всё, как положено, и подошёл к крану с водой, дабы утолить жажду. Там возникла небольшая очередь, во время стояния в которой мне удалось придумать план побега. Причём не единоличного, а массового.
Когда все вдоволь напились и покинули комнату, я рухнул на пол и начал дёргаться в конвульсиях. Такое частенько случалось с теми, кто надышался «радужной» пыли. И существовала определённая процедура помощи, ведь работящие рабы полякам были нужны.