Ем бургер. Нет, не так.
Нахожусь в забегаловке, в месте, где можно купить жирную пищу. Не только жирную, но и вредную. Сердцу от такой пищи будет плохо. Кого-то это волнует? Ни капельки, все сидят и запихивают трансжиры (или как их там называют) в свои рты.
А так город у нас бедный. Все жалуются на власть, на налоги, на свою заработную плату. Но каждый раз я прихожу в забегаловку и вижу это – целую толпу людей. Людей, которые жрут так, словно до этого их никто не кормил целую вечность.
Позволил и себе, да. Завидно? Взял бургер, картошку и сок. Сел подальше от людей, положив свой поднос на маленький столик. Пища блестит, источает холестериновый аромат. Она так и говорит – конец твоему сердцу, гадёныш.
А я беру бургер двумя руками и начинаю его есть. Двумя руками держу булки, стараясь кусать так, чтоб котлета не выпала. Мои губы измазаны в соусе; в картонную коробочку падает салат, кусок огурца, обильно капает смазка из сырного соуса.
Как, мать твою, вкусно!
Мне нравится, как аромат фритюра и говяжьей котлеты касается моего нёба. Как же приятно есть вредную пищу, вы бы знали. Откладываю бургер и начинаю хватать жирными пальцами солёную картошку. Её дольки растворяются на моём языке, кашей стекают по глотке в желудок. –Бульк-
Но удовольствие заканчивается.
Сначала казалось, что в заведении скачет напряжение. Свет померк, кое-где начал мерцать. – Что за? – говорю я вслух.
Потом в помещение ворвалась страшная вонь, будто кто-то открыл дверь не на улицу, а прямиком на свалку. Пахло самой мерзкой тухлятиной, какой-то гнилью, разило противной падалью. – Вы чего там? – уже громче заявляю я.
И вот ко мне подходит он – бомжара. Не было в нём никакого величия, да о чём я? Это бомжатина, ребят. Драная куртка, какие-то треники вместо штанов, на нём поди и трусов нет. Волосы слиплись от пота и грязи, в ушах виден жёлтый налёт, из носа во все стороны торчат тёмные отростки.
– Может уйдёшь, а? – говорю я. – Это место для людей, а ты человеком не являешься. Какого чёрта бомж подошёл именно ко мне? – думаю я.
Он поднял руку, согнутую в кулак. Театральным жестом встряхнул её и показал скрытую доселе златую цепочку с крестом. На его помятом лице заиграла странная улыбка. Типа – «я что-то знаю про жизнь, сынок».
– И что? – задаю резонный вопрос. – Я похож на верующего или как?
Бомж тупо садится напротив меня, прямо на красный диванчик, который начинает издавать странные звуки под его пятой точкой. –Пссс-
Всё это кажется мне странным. Каким-то нереальным. Нужно встать и уйти, зачем я трачу свои нервы и силы на ЭТО?
– Ты не сможешь – говорит мне бомж.
Я действительно, блин, не могу. Мало того, что повернуть головой нельзя, так нельзя и совсем чем-либо двинуть. Я будто замёрз. Меня типа паралич хватил или ещё чего.
– И я не бомж – говорит мне бомж.
Кажется, что рот мой заклеили. Я только могу сидеть и смотреть, смотреть и нюхать. Может они мне что-то в еду подсыпали?
Не дай бог меня эта падла ограбит или чего-то мне повредит. С землёй тут всё сравняю.
– Я всадник по имени Голод – говорит мне не бомж.
И после его слов началось самое страшное.
Скрутило живот, потом стошнило, кинуло в дрожь. Я провалился в серию из бредовых образов, потонул в море психотропных идей. Меня размазало, расплющило, впечатало в какую-то иную реальность.
Всадник действительно стал всадником. Тощая лошадь с красными глазами била по воздуху копытами, её бока были изъедены плешью. На ней сидел такой же худой человек; вокруг него роились стаи мух, ос, стрекоз. Всё это рябило в глазах и ужасным шумом отдавало в мозгу.
Я знал, что эти насекомые внутри меня. Я знал, что они снаружи.
ОНИ ПОВСЮДУ
Из моего рта потекла чёрная жижа, я лежал где-то в канализации и страдал от страшных приступов тошноты.
Меня выворачивало наизнанку, тошнило белыми личинками, я вытаскивал руками длинных цепней из своей трахеи. – Склизкий ты червь – говорил Всадник – все вы такие, что-то говорите про милосердие, а сами выбрасываете кучу еды в мусорку.
– Вы такие мерзкие, что мне даже и работы не остаётся – продолжал Голод.
– Лишь иногда я топчу посевы и уничтожаю виноградные лозы. В остальное время я смотрю на деяния ваших рук: на смерть животных, на смерть детей, на смерть бездомных.
Всадник спрыгнул с коня и дал мне руку. Могучим хватом он вырвал меня из причудливого трипа. От его прикосновений хотелось плакать и есть – всё это делать одновременно.
– Скоро наступит Конец – сказал он – уже скоро ваш мир будет уничтожен, грядёт великая битва у холма Мегиддо. Голод положил руку на сердце и начал молиться.
«Это нормально или что?» Моё сознание и тело существовали отдельно, всё было так сложно, что мне стало легко. Я просто смотрел по сторонам и старался не дышать носом. Как же от Голода воняет!