- Саске поглотил запечатанную душу Пророка и получил ровно половину истинной силы. Неуправляемой, безумной силы, с которой сложно управиться даже Создателям. Душа Пророка свята и проклята одновременно. Она хранит невыносимые страдания, муки сердца и разума. Пророк – это боль, и она точно разъедает любую тварь изнутри, постепенно лишая рассудка, испепеляя эмоции и чувства, разрушая и выворачивая все внутренности. Пророк способен иссушить любую душу, и делается это постепенно и медленно. С каждой этой проклятой секундой увеличивается доза эйфории и боли одновременно. Это сочетание невыносимо. Это нельзя пережить. Поглотив Душу Пророка Саске буквально использовал всю мощь этого оружия на себе. И вся сила, данная ему в результате поглощения, никак не могла остановить процесс разъедания его души. Боль была безумной, и необыкновенная сила не могла приносить ему радости, которую он рассчитывал почувствовать и использовать, став тем самым властелином мира, о чем мечтал прежде.
- Но Саске…
- С тех самых пор ему было чуждо всё. Ничего из того редкого, что приносило ему радость, не радовало его, и более того – было отвратно ему. Саске пытался бороться с этой силой, противился ей в одиночестве, однако нервы его сдавали, и рассудок балансировал на хрупкой грани здравого смысла и самого настоящего безумия. Когда он пришел ко мне, то я не сразу смог поверить, что передо мною стоял мой брат. Убитый и сломленный, лишенный всякого смысла жизни. Душа Пророка сделала из него мертвеца, и в глазах его было столько страданий и боли, что я ужасался и не мог вообразить, что кто-то способен вынашивать в своём сердце что-то подобное. Он плакал, стоя на коленях передо мной и рассказывая, как его раздирает изнутри вся та боль; рассказывая о своих неоднократных попытках покончить с собой. Сила, приобретенная с Душой Пророка, сделала из него неуязвимую тварь, которую не способен был убить никто. Запечатанная душа Пророка была запечатана навеки в Саске, обрекая его на вечное гниение, - Итачи тяжело вздохнул, переводя дыхание. - Я был у Люцифера, - с горечью продолжил он, - просил помощи у Михаила, но они были в ужасе от услышанного, отказывая мне. Я молил Господа, но он, однако ж, не замечал меня, или просто делал вид, что не замечает. Ведь я был предателем Небес! Они все боялись его; боялись, что мой брат станет причиной их смерти. И я не мог ни убить своего брата, чтобы облегчить страдания, ни взять их на себя, ни помочь. Ровным счетом ничего, и только черный омут его пустых глаз заставлял меня искать для него спасение дальше. Исправлять ошибки, который он допустил…
- Что было дальше?
- Я разыскал Смерть… - выдохнул он, словно в это мгновение сбросил со своих плеч тяжелый груз. – Никто никогда не познает той горечи и отчаяния, которую испытывал я, совершая тщетные попытки разыскать её. Долгое время я скитался из одного конца мира в другой, убивая самых одаренных, самых талантливых, и наиболее достойных внимания самой Смерти людей. Я убивал одного и тысячи одновременно, стирал с лица земли целые города, порождал войны, устраивал массовые побоища. Но Смерть не являлась мне. Она ускользала от меня, словно вода сквозь пальцы, игнорируя и избегая меня. Она знала о моём горе, знала о той участи, что постигла моего брата, но Смерть была разгневана и зла на нас, и не желала вести со мной разговор. Единственный верный выход я видел в своей собственной смерти. Я не сомневался, что за мной она придет лично – за Древним могущественным Падшим Ангелом, который столь долгое время преследовал её. Тогда бы я попросил исполнить мою последнюю волю и избавить брата моего от страданий. И перед самым моим прыжком в бездну, что в итоге принес бы мне вечный покой, Смерть явилась мне и остановила, не позволив совершить глупость. Она явилась мне ребенком с огненно-рыжими волосами. Должен признать, что даже от меня она так умело скрыла свой истинный облик. После долгих уговоров и унижений Смерть согласилась помочь моему брату. Она вытащила из него Пророка и вновь запечатала его в человеческой плоти. С тех самых пор, мы с братом более не видели ни Смерти, ни Пророка, и честно говоря, с отвращением принимаем мысли о том, что можем их еще когда-нибудь встретить…
- А что было затем с Саске?
- Память о тех страданиях и боли осталась, и та дыра в душе, что образовалась, более не заживала и не затягивалась, подобно остальным ранам на теле обычного человека. Он помнит всё, но никогда об этом не говорит. Утверждает, что потерял воспоминания о былом, но я-то вижу в его глазах необузданный страх и ужас, с которым он не может справиться по сей день. Саске боится, просто прячет это глубоко в себе, не желая делить этот груз с кем-то еще…
- А сила?
- Небольшая, совсем крохотная частичка силы Пророка осталась запечатанной в его душе. Она затерялась и, точно, забыла покинуть Саске, будто влюбилась в него. Она не приносит боли. Это всего лишь сила, но даже эта крохотная частичка Пророка дает моему брату огромную силу, позволяющую ему с презрением смотреть в глаза любого Демона. Он стал обладателем Вечной Силы Пророка…
========== Глава 16. Карнавал порока. ==========
Я стояла перед зеркалом. Оно было оформлено в резную позолоченную раму, которая никак не вписывалась в интерьер моей комнаты. Будь у меня выбор, то я бы никогда не поставила его в свои покои, ведь, кроме пафоса, его портила еще и пугающее величие. Оно было в два метра высотой, достигая самого потолка, и нагоняло какую-то неопределенную тоску.
Внимательно осматривая себя с ног до головы, я всё чаще хмурилась и злилась. Каждая деталь казалось мне броской и чересчур выделяющейся. В голове всё чаще возникали мысли о побеге, лишь бы не находиться в данный момент в собственном поместье.
Ярко-красное платье, цветом напоминающее больше кровь, нежели благородный багряный оттенок, который я так любила, выглядело чересчур вызывающе. Оно было на редкость красивым, придавая всякой фигуре некую пугающую величественность. Рюшки, отделка и другие украшения были исключительно черного цвета, и этим самым лишь окончательно дополняя таинственный образ обладателя вещи.
Короткие волосы сегодня были по-особенному уложены, и неровные кончики, к которым я никому не позволяла прикасаться до сей поры, были аккуратно острижены и чуть завиты. Лицо скрывала позолоченная маска с драгоценными камнями, расписанная лучшими мастерами и отделанная лучшими ювелирами. Это был подарок тетки на моё девятнадцатилетие.
- Госпожа, вас уже ожидают, - тихо прошептала служанка, боясь отвлечь меня.
- Я и без тебя знаю, - буркнула я в ответ.
Последние несколько недель пролетели незаметно в компании моего нового друга. Увы, но единственный, с кем мне по-настоящему было уютно и приятно общаться, при этом не испытывая некоторого отвращения к своему собеседнику, был Итачи. На самом деле, если бы не его приятные и постепенно участившиеся появления, то я, пожалуй, уже давно бы сошла с ума в четырех стенах. Он разбавлял своим присутствием однообразность моих мрачных дней, делая их чуточку веселее и капельку ярче.
Несмотря на его демоническую натуру, мне всё чаще в голову приходили мысли о его ангельском происхождении. Я не видела в нём Адскую тварь точно так же, как не видела этого в его брате, с чувствами к которому никак не могла разобраться.
За несколько дней проведенных с Итачи, я уже точно знала, что он мой верный друг и замечательный советник.
Обычно мы с ним обсуждали книги и политические особенности некоторых государств. Мы более не вели разговор ни о его близких отношений с Адом, ни о его происхождении, ни о его брате, ни о какой тому подобной дряни. Темы выбирались исключительно человеческие и совершенно обыденные. К примеру, только позавчера мы вели яростный спор, какая из картин написана художником более профессионально.
Однако сейчас его не было рядом, и расположение моего духа оставляло желать лучшего в связи с, казалось бы, ничем непримечательным на первый взгляд днем. День Рождения – это не праздник, следуя моим суждениям, однако тетка настояла на званом вечере, дабы в кругу знати отпраздновать это событие. Я уверена, что по большей степени она делает это только ради того, чтобы развеять меня и научить снова жить, а не сожалеть, существуя в собственном мире грез.