- Свобода выбора и наличие собственного мнение – это величайший дар, которым нас с тобой наградила Судьба. Пусть мы и вынуждены подчиняться сложившимся законам, но вся прелесть в том, что у нас есть этот дар. Ему нету выхода и право голоса, но он есть, и это главное.
- Мадара, неужели ты хочет сказать, что нам всю жизнь придется затыкать себе рот только из-за того, что мы другие?!
Ангел нахмурился и покачал головой.
- Саске, мы Ангелы, и мы все Сыновья Нашего Отца. Мы не другие, и никогда ими не будем. Тебе нравятся Небеса?
Я обомлел от такого странного вопроса.
- Конечно!
- Так не вдавайся во все их недочеты и просто радуйся каждому дню. Не отказывайся от своего дома, от братьев и сестер своих, от Отца Нашего. Не отказывайся! Наш дар – наше проклятие. Наше мнение – наше оружие. Наше слово – наша смерть, - Люцифер улыбнулся мне печально. – Я верю, что ты необычное ангельское дитя. Ты тот, кто принесет что-то новое на Святые Небеса, но эти новшества нельзя будет бросить в лицо Отцу, и слово резкое и необдуманное будет для тебя ядом. Всё, что не преподнесешь ты, должно преподноситься с умом и нести в себе только пользу. И запомни, что мы с тобой не другие, и ничем не отличаемся от наших братьев и сестер.
Я кивнул и опустил голову.
Мадара был прав, и его мнение всегда таилось глубоко в его душе. Он знал многое, и многим был умнее других, но эти знания в случае разоблачения стали бы для него последним светлым лучиком в его жизни. Даже в те времена то, что казалось мне непостижим, было для него ясной очевидностью. Люцифер отлично понимал всю ценность и весь ужас своего дара – способность мыслить. Он, как никто другой, любил свой дом и своего Отца, и прикладывал все силы для сохранения того сложившегося порядка, заставляя молчать даже такого неугомонного дикаря, как я.
Только сейчас я осознаю, что если бы Люцифера не было рядом, то Дьяволом и Сатаной стал бы не он, а я. Мой воспитатель, будто провидец, знавший недалекое будущее, отлично знал, как и многое другое, что последует за тем или иным событием. Он обрек себя, лишь бы я был живым и имел ту радость иметь здравый рассудок и ясным ум, каким обладал сам Люцифер. Этот Древний Ангел был первым, кто раскрыл мне суть любви и заботы о близких людях, открыл мне заспанные глаза…
- Ты понял меня, Саске? – спросил он, опустив на мое плечо свою большую холодную руку. – Сейчас не время что-то менять. Сейчас нашему мнению нет места в сердцах Ангелов и Господа.
- Да, Мадара, я всё понял. Но всё же, почему я не могу общаться с ***?
Люцифер хитро улыбнулся. Его обворожительная улыбка всегда заставляла моё сердце трепетать и радоваться.
- Можешь…
Мы с ним улыбнулись друг другу и тихонько засмеялись.
- Только Хашираме не говори, он будет в ярости, - по-доброму усмехнулся Мадара.
Я кивнул и повернул голову в сторону гор, ведь шум больше не доносился до меня. Мой брат с синяком на щеке и растрепанными волосами вышагивал рядом с Хаширамой, на лице которого сияла обворожительная улыбка. Его крылья, огромные и сверкающие в лучах солнца, заставляли удивляться и поражаться величием самого Ангела.
От того, что я не мог найти с Хаширамой общего языка, он не становился чем-то хуже Люцифера. Даже наоборот – этот Ангел имел такую необычную внешность и столь дивную душу, что невольно теряется представление об истинном великолепии.
Хаширама был высоким и безумно очаровательным Ангелом. Длинные прямые волосы темно-коричневого цвета достигали той же длины, что и у Мадары. Они всегда точно блестели в лучах солнца. Вытянутое лицо с вечным румянцем на чуть пухлых щеках, на которых всяких раз, когда он улыбался, появлялись обворожительные ямочки, как у младенца. Его глаза были такими же черными и добрыми, как и Люцифера, правда, более живыми.
Михаил всегда отличался эмоциональностью, хоть и не был приверженцем революций. Он был счастливым и беззаботным, безумно сильным и могущественным, но чересчур послушным и следующий вечным правилам. Его доброте не было предела, его душа была открытой и богатой. Однако у него не было той свободы мысли, которой обладал я или Мадара.
Я бы мог утверждать, что мой брат был копией Хаширамы, но не хочу соврать. Итачи был лишен этой радости иметь сильные эмоции и чувства, был обделен счастьем иметь своё мнение. Изначально его создали иначе, и этот недуг нельзя было чем-то излечить или поправить. Его нельзя было назвать несчастным и совсем уж обделенным. Ему выпала возможность познать всю силу братской любви, и он имел сильнейшую любовь и привязанность ко мне.
Зато сказать, что Хаширама и Мадара были противоположностями – я уверенно могу. Их объединяло только две причины, имеющие такое могущество, которое бы уверенно заменило тысячи других причин. Братские узы и роль воспитателей. Хаширама был старшим и обязанным защищать своего младшего братца – Мадару. Ни одного из них это никогда не тревожило и уж, тем более, не являлось причиной гнева или злости. Наоборот – это делало их особенными и непохожими.
- Саске, ты приятно удивляешь меня, - усмехнулся Хаширама, потрепав мои волосы. – Я был уверен, что ты сбежишь, и нам с Итачи снова пришлось бы тебя разыскивать и наказывать.
- Я хотел, - буркнул я, - да только Мадара стал преградою.
Хаширама и Мадара улыбнулись друг другу. Они с такой легкостью управлялись с новыми ролями воспитателей, что не раз удивляли каждого на Небесах. По отдельности эти двоя, и так безумно обворожительные, имея способность покорять любые сердце и убеждать их следовать за собою, вместе они имели еще большую силу.
Хаширама протянул своему брату руку, и тот с её помощь поднялся. Итачи последовал примеру своего воспитателя и протянул руку мне, однако я, упрямый и вспыльчивый, хмыкнул и отвернулся. Два великих Ангела с интересом наблюдали за нами. Вместо того чтобы предаться уговорам, Итачи легко поднял меня и усадил себе на шею. Я не сразу поймал равновесие и быстро схватился за голову брата. Он знал мою слабость, заключавшуюся в вечном желании кататься на чьих-нибудь руках.
Мы все вместе направились в противоположную сторону от гор… Завязался приятный разговор, и моя обида скоро прошла. Я с восторгом оглядывался, воображая, какой я высокий и могущественный Ангел, изменивший весь мир. Мадара и Хаширама о чем-то весело спорили, по-моему, о сорте лучшего, по их мнению, чая, произраставшего на земле, а мы с братом заливались смехом над какой-то шуткой. Итачи бежал со мною на плечах то вперед, то назад, то быстро, то медленно, веселя меня. Наши воспитатели улыбались, глядя на своих воспитанников и вслушиваясь в мой заливной смех…
========== Глава 24. Мгновение безумства. ==========
Она ворвалась в тронный зал, как грозовые тучи ворвались в тот злополучный день на Небеса. Ни сомнения, ни страха не было в её сердце. Стоило ей только завидеть нас с Итачи возле алтаря, как её святящаяся, переливающаяся даже в Аду всеми цветами радуги, душа распахнулась настежь, слепя всем адским тварям глаза. Мы с ним стояли на коленях, измученные и поверженные, прикованные ржавыми цепями к огромному алтарю. Бок о бок мы упорно выдерживали все невзгоды назло Инферно, который брызгал слюной от неудержимого гнева.
Она подоспела как раз вовремя – Люцифер только что ворвался в тронный зал, разгневанный на Инферно, который действовал по своей воле и в своих интересах. Он не успел сказать ни слова, и по пути сюда Мадара не столкнулся с девушкой только из-за счастливой случайности, или мысли, которая навела его явиться не через главные ворота, как истинный царь и бог Ада, а через небольшую дверь, как обезумевший от злости чудак. Право же, его лицо нужно было видеть, ибо даже Инферно на мгновение испугался этих святящихся красных глаз, хотя до этого никогда не поддавался страху перед ним.
Однако Судьба распорядилась так, что вслед за разгневанным Люцифером явилась разгневанная чистая душа. В тронном зале, кроме уже упомянутых, находился Азазель и Ключник – Демон, хранивший ключ от наших цепей. Все взоры присутствующих пали на дивную душонку. Зловещая тишина нарушалась только тихим сопением Цербера, который преспокойно лежал в ногах прибывшей.