— Ты хочешь сказать что я слабак? — Юлаев скрестил руки на груди.
— Нет. Не додумывай за меня. Наоборот, говорю, что ты самый нормальный человек. А крыша от такого может поехать даже у самых ментально сильных людей. Это не показатель крутости или выносливости. Только человек, с психологическими отклонениями, может пережить такое и никак не отреагировать. Вот если бы ты сегодня ходил веселый и бодрый у меня было бы намного больше вопросов. Самое главное — не замыкаться, не уходить в себя. Поделись с кем-то своими переживаниями и мыслями, да хоть со мной.
— Я в порядке, мне не нужна психотерапия.
— Не отталкивай тех, кто хочет тебе помочь и не будь дураком. Ты сам прекрасно понимаешь, что ты не в порядке. Блин, ты совершаешь ровно те же ошибки, что и я. Когда Миры не стало, я обозлился на весь мир. Ненавидел буквально каждого, и себя, в том числе. Братья, Альберт и Герман, всеми силами пытались вернуть меня к нормальной жизни. Сейчас я это понимаю, но тогда воспринимал их опеку прямо как ты сейчас нашу. Мне казалось, что они хотят показать мои слабости, что они не понимают меня, что им важно лишь продемонстрировать свое превосходство. От этого я зарывался глубже и глубже, пока не провалился в пропасть маниакально-депрессивного синдрома и не поселился в психушках. Будь я хоть немного сильнее или умнее, то не отказывался бы от помощи, послушал братьев и избежал бы того, что разрушило мою жизнь и добило родителей. Да, это моя вина. Потерять одного ребенка — самое тяжелое, что может испытать человек в жизни. Но видеть, как на твоих глазах сходит с ума и гробит себя второй — этого они не вынесли. Сначала мать, приступ сердца. Злая ирония жизни, отец — один из лучших кардиохирургов в стране, и его жена умирает от приступа. Через полгода не стало и папы, не смог он жить без двух детей и любимой, для него семья была всем. Так что ПТСР ранит не только тебя, он отравляет все вокруг своими липкими лапами. Один ты из этого не выберешься, поверь.
Тимур молча смотрел в одну точку, слушая, но ни как не реагируя на слова.
— Я тебя ни о чем не прошу. Тебе не надо ничего делать. — Продолжил Марк. — Просто не отгораживайся. Вот Джавид на первый взгляд взбалмошный и вечно шутит, но у него золотое сердце. Он реально переживает за тебя и хочет помочь, по себе знаю. В любой момент можешь прийти ко мне. Я в этих ботинках намотал не одну тысячу километров и стер ноги до крови. Что для тебя сейчас ново, для меня уже привычно. Больше всего не хочу, чтобы ты превратился в мое подобие. Это не жизнь. И дня не проходит, чтобы я не жалел о совершенных ошибках.
— Вот это тебя разобрало на откровенность. — Пробурчал Тимур.
— Ну кто-то же должен начинать. Я первый раз озвучил эти мысли. И, знаешь, стало легче. Ты тоже попробуй. Вроде просто слова, а действуют волшебно. Сам раньше ненавидел задушевные беседы с мозгоправами, но им на тебя все равно, они лишь выполняют свою работу. А вот так поговорить с другом, этого мне не хватало, даже очень.
— Что же ты не стал с нами говорить, когда сбежал из «Истока»? — Парировал Тимур.
— До тебя не достучишься… — Выдохнул Сахаров. — Потому что был дураком, обиделся. Задело, что вы во мне усомнились. Изнасилование — жесточайший триггер для меня. Потерял над собой контроль, вспылил. Когда уединился, остыл и осознал, что рубанул с горяча. Вы тогда тоже хороши, и не говори, что вы не сомневались. Я, может, и псих, но такое понять могу. Ладно, не буду тебя грузить. Хочется оторваться и выплеснуть накопившееся, валяй. Если станет от этого легче, то ты вправе делать что в голову взбредет. А как захочется поговорить, знаешь где меня искать. Судя по всему, я еще не скоро выберусь из этой палаты.
Тимур молча кивнул и направился к выходу.
28 сентября
9.43 по московскому времени
Завершая утренний обход пациентов, Мила подошла к последней палате, расположенной ближе всего к операционной. Открыла дверь и на секунду застыла. Воеводов лежал с открытыми глазами и смотрел в окно.
— Очнулся? — Людмила подошла и посмотрела на показатели прикроватного монитора: пульс и давление в норме.
— Я в «Истоке»? — Сиплым голосом спросил Вадим.
— Да. Меня зовут Людмила, можно просто Мила. Врач. Проводила твою операцию.
— Сколько я был без сознания?
— Четыре дня. Я я думала, что пробудешь в коме намного дольше.