Каждого объединяло ожидание.
Откинувшись назад, Каин следил за тем, как из первой машины, за которой мы все это время следовали, выходит его старший брат. И это взгляд почему-то так отчетливо запомнился мне. Чувства, отразившиеся там, были до крайности амбивалентны. Это слияние двух противоположных эмоций: зависть и почтение, ненависть и любовь. И так в гробовом молчании мы смотрели на то, как глава клана поднимается по широкой лестнице, подходит к женщинам. Кланяется старшей и почтительно целует ее руку, что-то говорит молодой, та приседает в подобии реверанса в ответ. Мать и его невеста, понимаю я.
Доносится голос водителя. Он говорит по-итальянски, и Каин кивает, а потом обращается ко мне.
— Тебе туда нельзя.
— Ясно. — Отвечаю я, продолжая зрительно знакомиться с местностью. Когда-то итальянские архитекторы считались лучшими, думаю, теперь я поняла почему.
— Джозеф доставит тебя в Малый особняк, а Франси поможет со всем разобраться. Думаю, я сделаю твоим хранителем именно ее. — Дверь с его стороны открылась, и Каин как добрый хозяин добавил: — Добро пожаловать.
Я же промолчала, наблюдая за тем, как он проделывает тот же маршрут, что и его брат. На душе стало легче, когда он освободил салон от своего подавляющего присутствия. И я была рада тому, что наши пути здесь должны были разойтись. Мне надо было побыть в одиночестве.
Тройной легкий стук вывел меня из полусна, заставляя распахнуть глаза.
— Scusate l'intrusione, signorina. — Донесся из коридора мягкий женский голос, затем послышался щелчок повернувшейся дверной ручки.
Поднявшись на кровати, я направила встревоженный и все еще сонный взгляд в сторону двери.
— Il tuo contratto…
— Я не понимаю по-итальянски. — Перебила я девушку, которая стояла на пороге.
Она замолчала и чуть опустила голову. В этой тишине ее вид показался мне… траурным. Она определенно была сдержанной и тихой особой, а в этой черной одежде казалась живым воплощением Мельпомены. Ее светлые волосы были собраны в два коротких хвоста, но это не придавало ее внешности озорства или детскости. Ее лицо, кажется, ничего не выражало.
— Ойльский. Лотарингский диалект. — Проговорила она в итоге, поднимая на меня свои серые глаза. — Клан Вимур приветствует вас, госпожа.
Возможно, так оно и было если бы меня приветствовал глава клана, а так ее слова были просто вежливостью и нейтральным началом для продуктивного диалога.
— Спасибо. — Я все еще была на кровати, завернутая в одеяло, как в кокон. И думала над тем, что эта на вид двадцатилетняя девушка — машина, в голове которой заложены лингвистические системы всех существующих языков, наречий и диалектов.
— Вы можете называть меня Франси, госпожа. Вам придется привыкнуть ко мне, потому что я буду рядом с вами все три года. — Именно о ней говорил брат Лукас, очевидно. — Я побеспокоила вас, чтобы предложить пообедать. Через час после этого вам необходимо пройти медицинский осмотр и сдать некоторые анализы. А также, с вашего позволения, я хотела бы забрать экземпляр договора. Госпожа.
После слова «пообедать» ее голос превратился для меня в однообразный тон. Я ничего не слышала, зная только, что голодна, как волк. Я кивнула, давая понять, что на все согласна.
Поела я там же, в комнате. И хотя это были надоевшие мне овощи и немного рыбы, я все уплела с аппетитом в считанные минуты. Все это время Франси стояла рядом, молча наблюдая, что меня порядком смущало.
— А ты… не хочешь составить компанию?
— Вам не стоит беспокоиться об этом. — Проговорила она бесстрастно. Пройдет какое-то время, и я пойму, что эта фраза — самая повторяющаяся в нашем общении.
— Итальянский язык очень красивый. — Попыталась разнообразить наш разговор я. Три года — колоссальный срок, казалось мне. И если все это время она будет рядом, нам нужно миновать стадию «незнакомцы» как можно скорее. Почему бы не сделать это прямо сейчас? — Думаю, мне нужно выучить его.
— Я здесь и как ваш переводчик, госпожа. Вам не стоит утруждать себя. — Я нахмурилась, и она тут же добавила: — Но если это ваше желание, я сделаю все, чтобы вам помочь в этом.
— Я еще никогда не слышала звучание живого иностранного языка. Никогда не покидала пределов родного селения. — Я встала с кровати и подошла к большому окну. Изумительный вид на горы открывался с третьего этажа Малого особняка. — Думая об этом теперь, я понимаю, как многого не знаю, как много в мире неизвестного мне, интересного и поразительного. Если уж мне придется провести здесь несколько лет, я должна извлечь из ситуации максимальную выгоду для себя. — Я обернулась. Франси стояла, опустив глаза в пол. Тц, надеюсь причина ее унылого состояния не во мне. Или она всегда такая? — Я знаю латынь, мой отец — священник, так что мы с моим младшим братом штудировали Вульгату с пяти лет.
— В таком случае обучение не должно причинить трудности ни вам, ни мне. — Ответила девушка, после чего прошла к двери, открывая ее, чтобы впустить прислугу.
Две женщины, как тени, прошмыгнули, чтобы забрать посуду, оставить чистую одежду и так же незаметно исчезнуть. Франси посмотрела на часы на своем запястье.
— Пока у вас есть время, прошу, примите ванну и переоденьтесь. После этого вы познакомитесь со здешним медперсоналом. — Ах да, врачи. Никогда не любила их, потому что по жизни была довольно слабым ребенком, отчего мне приходилось часто встречаться с нашим лекарем. — Я могу забрать экземпляр?
— Нет. — Неловко протянула я. — Если честно… я его еще даже не до конца дочитала. Просто все это так… ну, неожиданно свалилось на меня.
— Тогда я заберу его вечером. — Спокойно отреагировала она. — Вместе с письмом.
Письмо, конечно, я должна написать домой. Вот только, какого оно должно быть содержания?.. Эта мысль натолкнула на другую: мне теперь придется привыкать к новой жизни, с этих самых пор меня будет окружать все чужое, враждебное…
— Знаешь, я никогда не умела находить с людьми общий язык. — Озвучила я свои опасения, получив ожидаемый ответ.
— Вам не стоит беспокоиться об этом, госпожа.
Научно-исследовательский институт, который занимал целый подземный этаж, был огромным и страшным местом белого цвета. Вместо свечей — люминесцентные лампы, чей свет стелился по белоснежному кафелю. Да, здесь было, наверное, так же ярко, как в обители Отца нашего.
Я следовала за Франси, пытаясь выглядеть невозмутимо и не привлекать к себе внимание персонала. Задача не из легких, если учесть, что это место пугало и восхищало меня в равной степени. Идя сюда, я думала над тем, что могу написать отцу в письме, и теперь мне казалось жуткой несправедливостью то, что мне не дозволено делиться этим восторгом и страхом с близкими людьми.
Мне необходим был друг, я знала, что без поддержки человека со стороны не переживу и года здесь, а Франси пока не выказывала особого рвения идти со мной на контакт.
Когда мы пересекли широкий и длинный коридор, зайдя в нужную дверь, Франси указала на стул. Я едва успела его занять, когда в кабинет, пахнущий дезинфицирующим веществом и моим несладким будущим, зашел мужчина. Запомнился он мне лощеностью, изящными очками в золотой оправе и длинным, безукоризненно белым халатом. Совершенно не похож на нашего сельского лекаря, слава тебе Иисусе.
— Buongiorno. — Вежливо улыбнулся он, после чего перевел взгляд с меня на Франси, начиная быстрый разговор, во время которого часто мелькали сальные улыбочки.
Его интонация и ухмылки позволили мне составить кое-какое представление о предмете их беседы. Переводя на понятный мне язык это, скорее всего, звучало бы так: «О, новые лица. Вижу, он времени зря не терял, завел себе очередную una puttana, какой все-таки rimorchione наш молодой господин. Прости. Знаю, ты очень ему предана, но это не меняет его привычек, не так ли? Не смотри так, я просто завидую, вот и несу всякую чушь».