Он был жесток, как повелитель ада:
Великий инквизитор Торквемада!
– Впрочем, – с жаром продолжал Женя, – вам, товарищ Ульянов, ништо: старина Томас многим из ваших милейших соратников и в подметки не годится. На их фоне он просто учредитель общества по защите мелких грызунов.
– Не надо, Женя, – сказала Ксения, – я усвоила… Но прежде нужно подумать, как очистить берег от засевших там дикарей. Насколько я понимаю, без реки нам никак не обойтись…
Афанасьев отчаянно взглянул ей в глаза, застыл, словно припаянный, потом вздрогнул, сломав хрупкую оцепенелость плеч и торса, и молча вышел из помещения. Членов второй миссии, которая должна пройти одновременно с «инквизиторской» (если вообще уместно говорить об одновременности), выбрали после его ухода. Собственно, надобности в Жене не было уже никакой. Его место определили. А во вторую миссию попали: из дионов – Галлена и Альдаир (сработавшаяся уже парочка!); из людей – Пелисье, который весьма обрадовался именно ЭТОЙ миссии, и Ксения. Она чуть шевельнула губами, когда увидела крестик на вытянутой ею бумажке. Наверно, она до конца не поверила, что всё это наяву, а не является длительным продолжением удивительного – чарующего и пугающего, кошмарного и светлого – сна, привидившегося ей под старым оливковым деревом в Гефсиманском саду.
И ей суждено было увидеть его еще раз. Потому что целью миссии стал кувшин, из которого омыл руки прокуратор Иудеи Понтий Пилат – перед казнью сами знаете кого…
– Судьба, – сказал ей Пелисье. Сержант Васягин, Колян Ковалев, Добродеев и прочие остались в резерве, укрепленном двумя дионами – Вотаном Боровичем и Анни, которая в последнее время выполняла роль исключительно хранительницы очага. На их плечи легла оборона дома от славных представителей эпохи позднего мезолита, забавляющих себя подготовкой к штурму и в данный момент занимающихся вспомогательными мероприятиями – киданием камней, оркестровкой окрестностей посредством воплей и воя, а также стягиванием всё больших сил… Колян Ковалев не без доли иронии именовал это «предварительными ласками».
– Не защищайтесь, дон Педро! Не смейте! Против кого вы… э-э-э… посмели поднять оружие? Против святой католической… между прочим… церкви?
– Я посмотрю, вас много храбрецов на одного! Вам известно, кто я такой?
– Дон Педро, мы альгвасилы6 великой инквизиции и не подчиняемся светским властям! Сложите шпагу и подчинитесь нашим требованиям!
– Да я светский терциарий ордена Святого Доминика! Только суньтесь, псы! На кого тявкать вздумали? Я вас!..
Высокий испанец в черном, расшитом серебром элегантном камзоле, в блестящих чулках и великолепных башмаках из тонко выделанной кордовской кожи стоял в боевой позиции. Он держал в руке шпагу, эфес которой был щедро отделан золотом и вульгарно инкрустирован драгоценными камнями. На его лице, украшенном бородкой-экспаньолкой и изящными, залихватски завитыми усами, было написано негодование. Испанец выражал его и тем, что строил свирепые рожи и выставлял вперед нижнюю челюсть, а также энергично жестикулировал левой рукой, в которой виднелся так называемый «кинжал милосердия» – миниатюрный клинок, которым дуэлянты былых времен имели обыкновение милостиво приканчивать поверженных оппонентов.
За спиной испанца, прислонившись спиной к скале, стояла девушка редкостной красоты, темноволосая, изумительно сложенная, с тонкими чертами лица и огромными глазами характерного исключительно для Испании небесно-голубого цвета. На ней было простое темно-синее платье, заколотое брошью на правом плече. Она была боса, ноги содраны в кровь: верно, перед этим она бежала и сбила себе ступни. Она тяжело дышала, вздымая высокую грудь, и во влажных глазах стоял терпкий, суеверный страх.
Испанец дон Педро, возомнивший себя местным Персеем, спасающим Андромеду от мерзкого чудовища, выкрикнул несколько задиристых слов, а потом подпрыгнул, приглашая визави отведать его клинка. «Чудовища» в лице четырех одинаковых особ мужеского пола, с одинаковыми смуглыми лицами и в черных куртках с нашитыми на них белыми крестами, кажется, колебались. С одной стороны, у них был приказ немедленно арестовать «ведьму». Ведьму в те времена можно было заподозрить в любой мало-мальски симпатичной особе женского пола, так что девушка, стоящая у стены, подходила под ведьмовские критерии совершенно. С другой стороны, защишал ее не какой-нибудь босяк или жирный купчина, дрожащий только за свою мошну и утробу, а испанский гранд, благородный дон Педро Хесус Мерседес Хосе Фернандес7 де Сааведра, граф Вальдес и Мендоса, владетельный сеньор и племянник местного епископа!.. К такому количеству имен и титулов сразу и не подступишься.
Однако святой инквизиции они боялись еще больше. Максимум на что способен дон Педро при всем его фехтовальном искусстве и бойцовских инстинктах – так это проткнуть шпагой, как поросенка вертелом. Отцы-инквизиторы из ордена Святого Доминика такими полумерами не ограничиваются: обычно они упомянутого поросенка сразу и поджаривают. А перед этим оторвут ушки и копытца, пятачок порубят на монетки, а потом тщательно выпотрошат… Душевные люди духовные лица!
И, дружно выдохнув, альгвасилы бросились в атаку.
Дон Педро встретил их насмешливым хохотом и ударом шпаги, который нанес глубокую, но несерьезную рану в предплечье одного из стражников. Этим он только разозлил их. Альгвасилы, образно говоря, засучили рукава и принялись за клиента всерьез. Дон Педро, будучи немного под хмельком, хотел не только оборонить симпатичную девицу от неприятностей, но и порисоваться перед ней своей удалью. Для того он и устроил всю эту браваду с выкрикиванием воинственных фраз и подзадориванием альгвасилов. Как истый дворянин, испанский гранд и пуп земли, он на полном серьезе полагал, что четверо мужланов, даже вооруженных, не могут представлять угрозы для настоящего сеньора, прекрасно владеющего любым оружием – от кинжала и шпаги до высокомерных гримас и верткого языка.
– Ну-с, любезные сеньоры! – выговорил он, отскакивая и молниеносно отражая удары двух альгвасилов.
Шпага замелькала в его руках со скоростью вязальной спицы в пальцах опытной мастерицы. Дон Педро обучался искусству фехтования в Италии, у самого синьора Джакомо Синдирелли, чем был весьма горд. Один из альгвасилов вскрикнул и отскочил, схватившись рукой за бок, и между пальцев тотчас же проступила кровь. Трио оставшихся отступило для короткой передышки, а дон Педро, сделав два длинных шага назад, оказался возле своей дамы. Он одарил ее очаровательной улыбкой и, взяв лежащую у ее ног серебряную флягу с тонкой инкрустацией, отпил из нее солидный глоток.
– Прекрасное вино! – рисуясь заметил он. – Не желаете ли, прелестная донна Инезилья?
Дама с классическим испанским именем, о котором сложено столько душещипательных серенад, пугливо взмахнула умопомрачительными ресницами, и вдохновленный дон Педро вновь ринулся в бой.
Но тут ему пришлось туго. Альгвасилы избрали более прагматичную тактику. Они не лезли в ближний бой, в котором противник был явно искуснее, а теснили вздорного испанского гранда шаг за шагом, надеясь таким образом взять числом, а не умением. Тем самым они выиграли время: четвертый боец очухался и с удвоенной яростью бросился в бой. А если следовать той нехитрой арифметике, что за одного битого дают двух небитых, то количество соперников дона Педро де Сааведры только увеличилось.
Несколько осмелев и возомнив себя силой, стражники полезли более откровенно, и тут же дон Педро лягнул одного под коленную чашечку, а второму засадил в бок кинжал. Правда, он на мгновение утерял из виду свою правую руку, вооруженную шпагой, и один из альгвасилов, со звоном скрестив клинки, своей ручищей, затянутой в кожаную перчатку, ухватил родовую шпагу гранда за эфес и вырвал ее у противника.
7
Полное имя испанца, как известно, состоит не только из собственного имени, но и из имен отца и матери.