— Труп заждался!!
После чего пробраться к месту смерти было уже легче. Впрочем, этим заклинанием нужно пользоваться осторожно. Один раз. Последующие повторения слов могли вызвать ответ: «Твой, что ли?» — и обильное побиение камнями, а за отсутствием оных — всем, что под руку подвернётся. Что и произошло за спиной немца вскорости после его прохода. С жаждущим повторить получившийся приём раздвижения толпы.
Скучающе сдерживающий возбуждённую чужой смертью дискотечную молодёжь, милиционер только безучастно скользнул глазами по носилкам и автоматически посторонился, пропуская Фридриха. Безо всяких слов. Действительно — пропуск…
Внутри было тоже как в кино: труп на полу в картинной позе, скучающий милиционер, выдавливающий прыщ перед зеркалом. Окончив своё многотрудное дело, страж закона и справедливости обернулся и выразительно посмотрел на вошедшего.
— Один потащишь?
Эту ситуацию они в госпитале проигрывали.
— Спасибо, что приехал, — хладнокровно ответил Фридрих. И добавил:
— Зритель — носильщик.
— Тоже верно, — с уважением отметил милиционер и почесал нос.
Второй милиционер у входа опустил ногу, которой, как шлагбаумом, перегораживал вход, упёршись в косяк двери. Вошли двое. Бритые затылки, кожаные куртки, спортивные штаны. Господа рэкетиры. У полиции своя форма, у бандитов — своя. Демократия, однако.
— Ну? — сказал старший бритый затылок.
Милиционер у двери вышел наружу и закрыл за собой дверь. Второй, у зеркала, вздохнул и вынул из кармана пачку пакетиков с белым порошком.
— Ну-у-у… — протянул рэкетир с опаской и недоверием.
— Откуда столько? — перевёл его звуки второй, ещё не разучившийся говорить, пересчитывая количество и проверяя на язык качество порошка.
— Да, — махнул рукой милиционер, — мочканул торговца и себе вколол по самые помидоры. Вот на очке прохлаждается.
Помощник рэкетира распахнул указанную дверцу. На унитазе сидел второй труп. Рука перевязана, ниже локтя немного посинела. Из вены торчит не полностью опустошённый шприц.
— Жадность фраера сгубила, — вздохнул милиционер. Потом повернулся к Фридриху и поднял руку с жестом, который, с лёгкой руки Черчилля, стали называть «знаком победы».
— Два трупа, два!
Старший рэкетир повернулся и осмотрел Фридриха с головы до ног.
— Э-э-э? — протянул старший рэкетир и кивнул менту на человека с носилками.
— Да это ж немец! Труповоз мэрский! — удивился милиционер. Мент, по-простому.
— А-а-а? — с сомнением сказал рэкетир.
Милиционер оглядел невозмутимого Фридриха критическим взором и махнул рукой.
— А! Пускай клевещет!
Рэкетир хрюкнул, вынул из внутреннего кармана пачку долларов, сопя и причмокивая, отшелестел требуемую сумму, вручил милиционеру. Тот вздохнул и спрятал деньги в карман.
Младший рэкетир, рассовав пакетики с порошком по внутренним карманам куртки, с сомнением шмыгнул носом, произнёс рассудительно:
— Не по понятиям выходит. Нам вроде как всё, а братану — хер в зубы?
Старший рэкетир снова хрюкнул. Но уже задумчиво.
Милиционер, прямо как мент какой киношный, разинул рот и недоумённо уставился на Фридриха, как будто увидел его впервые. Меж тем младший рэкетир широким вальяжным шагом подошёл к трупу на унитазе, взял его за тонкую шею, хакнул и одним рывком выкинул на пол, рядом с уже лежащим. После чего широким жестом указал на оба трупа:
— Угощайся, брат приехал!
И зареготал, засмеялся собственной шутке. Смех с удовольствием поддержал старший рэкетир, а к общему смеху чуть позже присоединились и милиционер. Все трое с любопытством и улыбками смотрели на немца: что же тот предпримет?
Фридрих, памятуя недавние шашлыки «а ля морг», и зная по-русски только одно значение слова «угощайся», а именно — пищевое, без какой-либо задней мысли подошёл к трупам и пощупал их конечности. После чего выпрямился и безо всяких эмоций ответил:
— Мясо плохое есть, шашлык нет готовить. Спасибо, нет угощаться.
Разинутые в смехе рты замерли, да так и застыли в этом положении, пока расположенные немного выше в иерархии человеческого организма мозги переваривали проглоченную информацию. Труповоз, труп, шашлык…
Младший рэкетир, стараясь не выпускать происходящее за пределы шутки, хмыкнул и пояснил, крутя над трупами растопыренными пальцами (мизинец и указательный) обеих рук: