— Знакомый майора, мой новый водитель, сказал, что он сейчас стремится выжить. Это как-то связано с тем сравнением, которое вы сейчас сделали?
— Может быть, — согласился полковник. — Стихия погони за деньгами, — это тот ещё водоворот. Так утянет, что не успеешь и дрыжками ногнуть.
— Чего-чего? — изумился Фридрих.
— А вы послушайте, что поют, засранцы, — пригласил Мороз.
Фридрих прислушался. В детской старательно выводили слова песни:
— Сейчас режиком заножу, будешь дрыжками ногать…
Полковник ухмыльнулся.
— Это — непереводимо. С детского. В оригинале звучит так: «Сейчас ножиком зарежу, будешь ножками дрыгать». Там перестановка слогов.
— Хорошие у вас, в России, детские песни, — не удержался Ингер.
— Дети копируют взрослых. А взрослые копируют телевизор. А что хорошего можно увидеть в голливудских боевиках и мексиканских сериалах? Финальный выкрик: я богат, значит, я счастлив. И вот уже бабушка везёт убивать внука за деньги. Если точнее — продавать родную плоть на пересадку органов, за доллары. Я же говорю — стихия. Мы слишком доверчивы. Нам сказали, что коммунизм — это счастье. Мы и поверили. Сейчас нам сказали, что бывший бог есть дьявол, а бог это совсем другое. И мы снова поверили. Хотя, по большому счёту, произошла, пользуясь церковным языком, просто-напросто смена одержания. Одержимость коммунизмом сменилась на одержимость демократией.
— А что плохого в демократии?
Полковник фыркнул.
— Знаете, есть у нас такой анекдот. Приходит мужик к доктору и говорит ему: «Доктор, что-то у меня в жопе нехорошо». А тот ему в ответ: «А что ТАМ может быть хорошего?» Когда нам сказали, что рынок это хорошо, мы опять поверили. А на деле сели играть в экономические карты фраер ушастый и шулер прожжённый. Какое же это равенство? Восемьдесят процентов населения на референдуме по поводу СССР проголосовали за сохранение единого пространства. Но СССР взяли и расчленили. Где же здесь воля народа?
— Вам надо было сделать импичмент, — не согласился Фридрих.
Полковник протяжно вздохнул и улыбнулся.
— Всё как-то забываю, что вы так мало жили в России… В этой стране, чтобы вы знали, импичмент сверху производится путём опубликования имеющегося компромата. А импичмент сбоку или снизу делается так: совмещаете перекрестие с головой, плавно нажимаете на спусковой крючок, — импичмент…
Свои слова полковник сопровождал жестами. На финальном слове «импичмент» он изобразил отдачу от выстрела. Фридрих подумал и закусил кружочком колбасы.
— Между пятой и шестой промежуток небольшой, — сказал полковник, разливая.
— Кажется, кто-то говорил то же самое по поводу первой и второй?
— Да у нас вообще между первой и пятнадцатой не принято останавливаться.
Фридрих посмотрел с подозрением. Полковник не то мило шутил, не то…
Уловив его взгляд, господин Мороз широко улыбнулся.
— Ваше здоровье!
На всякий случай Фридрих приналёг на закуску. Говорят, помогает.
По совместному молчаливому согласию решили сделать перерыв. Полковник немного размяк, показал гостю фотографии семьи, фотографии сослуживцев. На одной из них, большом многоголовом снимке, Фридрих нашёл и майора Феликса, и того лейтенанта.
— А где майор? — спросил с любопытством. — Его не будет сегодня?
— С майором мы уже отмечали немного вчера на работе, да и потом отметим, не в первый раз. А вот когда я ещё с вами посижу, господин Ингер. Говорят, вы скоро нас покидаете?
— Да, скоро полгода, как я здесь. Кончается командировка, по-русски говоря.
— Ну, — широко развёл руками полковник, — Угощаем, чем можем. Разносолов всяких вы и дома поедите, если захочется, у вас поди, там всякого такого разного больше, чем у нас. Мы если и можем чем поразить, так это чем-то необычным. Самовар на свежем воздухе.
— Или шашлыки из человечинки, — не подумав, ляпнул захмелевший Фридрих.
И тут же осёкся, прикусил язык. Но было уже поздно. Старого служаку провести трудно. Взгляд его, брошенный в сторону гостя, красноречиво говорил об этом.
— Что, приходилось пробовать? — якобы небрежно спросил господин Мороз.
— Так и угостить могу, — махнув на всё, сказал Фридрих. И добавил:
— Только при условии, что за этим не последует никаких санкций.
— Если без криминала, — не последует, — твёрдо пообещал полковник.
— И будьте без формы, пожалуйста.
— Само собой, само собой, — засмеялся полковник. — И когда?
— Встретиться надо, обговорить. Как будет свежее мясо, подходящее, в смысле.