— Боюсь, что не смогу отблагодарить их ничем соответственным, — грустно шутил Фридрих. — На пиво им, что ли, кошельком потрясти?
Майор Феликс, стоявший рядом с полковником, усмехнулся, по своей привычке.
— Да ладно вам, господин Ингер. Тут не в этом дело. Просто как иностранец какой по правительственной линии приедет, так потом то завод остановят, то ещё что. То театр пидарасов завезут, учитесь, россияне. То другая какая…
Махнул рукой.
— А ты — совсем другое дело. От тебя же никакого вреда, кроме пользы. Если какой другой иностранец деньги привезёт, то народ уже знает: всё украдут, а отдавать с нас возьмут. А ты деньги привёз, — а они и в дело пошли.
Фридрих смущённо потупил глаза.
— Ну, не поминай лихом, как говорится. Счастливого пути. И если уж что не то, извини, друг Фридрих. Просто мы так живём…
Не знаю, правда, насколько это продлится… Виталий, помнишь, пили мы тогда со знакомым твоим, историк который? Что он там говорил? Рыба какая-то, там, волы ещё?
Виталий задумчиво почесал свою макушку, поднял глаза вверх, припоминая.
— А! Это какой-то древнеримский древнеримлянин эпохи заката Рима писал про свои порядки. Что-то там типа: когда рыба к столу богача стоит дороже упряжки волов для пашни, то этому государству скоро кранты. Не помню точно. А что?
Феликс снова усмехнулся, подмигнул всем одновременно и тихо-тихо пропел:
— «Мы не сделали скандала, нам вождя не доставало…»
Полковник Мороз и Виталий как-то вдруг встрепенулись и одновременно, чуть слышно, как и майор, подхватили эту, какую-то, явно знакомую им всем, песню:
— «… настоящих буйных мало, — вот и нету вожаков…»
49
Прямой самолёт до Мюнхена летал только из Москвы. Поэтому пришлось делать вынужденную пересадку. Зашёл перекусить перед дорогой. В самолёте кормить будут. Но — не помешает, знаете ли. И вдруг — знакомое лицо.
Подошёл, пригляделся. Человек, объяснявший что-то своему спутнику, поднял голову.
— Господин — ирландец?
— А! — узнал его ирландец. — Это не вас я полгода тому назад учил в самолёте, что в России надо пить водку, чтобы выжить?
— И я — выжил! — широко улыбнулся Фридрих.
— Вижу, вижу, — удовлетворённо заметил ирландец, оглядывая немца с головы до ног цепким, хозяйственным и покровительственным взором.
— Выжил, поумнел, набрался впечатлений. Вернёшься, — садись писать книгу. Станешь богатым и знаменитым. Одна беда, как говорят русские, — получится сплошная «чернуха».
— Тогда мне придётся уклониться от вашего совета…
Фридрих склонил голову и верхнюю часть тела в шутливом поклоне.
— Судя по моим личным впечатлениям, «чернуха» России больше не нужна. Если уж писать, то — «светлуху».
— Как говорит, — всё так же по-русски заметил ирландец. — И говорит, как пишет… Ну что же, русский ты выучил, а вот Грибоедова, вижу, не читал. А зря.
— Может быть, — беззаботно махнул рукой Фридрих. — Зато я читал кое-что у Достоевского. Знаете, что сказал этот известный писатель? Правда отличается от вымысла тем, что вымысел обязан быть правдоподобным, а правда — не обязана.
— Значит, писать всё-таки будешь, — удовлетворённо подвёл итог ирландец.
После чего широким жестом пригласил немца за свой столик и познакомил со спутником. Спутник оказался молодым французом, во второй раз посещающим Россию. Знакомый дальнего родственника, или родственник дальнего знакомого. Одним словом, господин ирландец взял над ним шефство, как говорят русские. И понемногу обучал русской жизни.
— Вы уже объяснили, что в России надо пить водку? — полюбопытствовал немец.
— Тренирую! — указал господин ирландец на початую бутылку. — Налить?
— Покажем необстрелянным бойцам! — согласился, улыбаясь, Фридрих.
Разлили в три пластиковых стаканчика. Залпом выпили. Ирландец и немец аккуратно занюхали рукавом. Француз пустил из глаз слёзы.
— Салага! — авторитетно произнёс Фридрих колоритный русский термин.
Ирландец отрицательно покачал перед собой пальцем.
— Салабон! Так — круче.
— Пожалуй, — согласился Фридрих.
Француз, не желая ударить в грязь лицом, как говорят русские, и чтобы показать, что и он кое-что смыслит в суровом языке, демонстративно оглядел зал, указал взглядом на аппетитную попку официантки, и шёпотом, чтобы не слышали посторонние, произнёс:
— Шарман, бля!
Ирландец и немец встретились взглядами, от уголков их глаз побежали лучики морщин, они прикрыли лица кулаками, и плечи их затряслись от беззвучного смеха.