Я похлопал себя по карманам. Так и есть. Мой неприкосновенный запас был на месте. Видно
ребята Грибова, наверняка обшарившие меня с ног до головы, когда я был в отключке, не заинтересовались парой мятых ватрушек.
Я достал своё сокровище и положил на траву.
— Ну, живём, — обрадовался Шалугин. — Однако, запасливый ты мужик, Сергей.
Мы молча смели ватрушки, запив их прохладной водой.
— Александр Иванович, — спросил я, когда мы закончили трапезу, — а кто, по-вашему, мог убить
полковника Знамина?
После совместной акции на шахте, Шалугин стал ко мне более расположен, и я надеялся сейчас на его откровенность.
— Ты и это знаешь, — усмехнулся он. — Гюнтер его убил. Гюнтер Гоффман. Он и меня хотел на тот свет спровадить. Не вышло. А вот Георгия Аркадьевича я не уберёг, опередил меня этот оборотень, — голос Шалугина дрогнул. Он махнул рукой и замолчал.
— А кто такой этот Гоффман? — мне ничего не говорила услышанная фамилия.
Шалугин ответил не сразу, вспоминая что-то своё:
— Гоффман попал к нам в 62-м с группой учёных из ГДР, — начал он наконец. — Это был самый пик Холодной войны. От нас тогда требовали создать такое оружие, чтобы при всём своём ядерном превосходстве американцы в штаны наложили.
— Проект «Немезида», — догадался я
— Он самый, — кивнул Шалугин, — так вот, для этого проекта требовалась куча специалистов. В
Союзе их тогда не хватало. Пришлось обратиться к братьям по соцлагерю — немцам, венграм, по-
лякам. Учёных отбирали как для ЦК, только идейных. Мало того, к каждой группе прикрепили ответственных товарищей из органов безопасности. Так вот, с немецкой группой и прибыл Гофф-
ман, в то время сотрудник немецкой ШТАЗИ.
— А где он теперь? — не удержался я от вопроса.
— Здесь, на острове. И наверняка приготовил нам какую-нибудь пакость. Неспроста мы так легко ушли от погони. Чего проще было бы связаться по обычной рации с вертолётом и накрыть нас с воздуха. Нет. Гюнтеру этого не нужно. Он хочет, чтобы мы сами вывели его к лабиринту.
— Почему вы так решили? — доводы Шалугина не показались мне убедительными.
— Я хорошо знаю Гюнтера. Когда-то он был моим другом, — Шалугин произнёс это без тени эмоций. Просто сообщал факт.
— Ещё вопрос, Александр Иванович, — я решил до конца использовать «момент истины».
— Валяй, — вяло согласился Шалугин, — только давай на ходу, а то мы уже в жутком цейтноте.
Он допил остатки воды, бросил пустую бутылку в кусты, и мы тронулись в путь, углубляясь в сумрачный, пахнущий мхом подлесок.
— Не пойму, почему Вы решили воевать с Гоффманом в одиночку? — вернулся я к своему вопросу. — Ведь то, что происходит здесь, на острове, касается не только вас лично. Можно же было вызвать федералов.
— Федералов вызвать, — не оборачиваясь, повторил Шалугин. — Так ведь они же меня и продали с потрохами.
— Как так продали? — не понял я.
— Как? — Шалугин резко обернулся и я чуть было не налетел на него в темноте. — Про нас с полковником ни одна собака не должна была знать. Зря что ли нас по всей стране прятали пять-
десят лет! И вдруг ко мне является Гюнтер собственной персоной с предложением о сотрудничестве. Послал я его, конечно. Он за ствол. Сцепились. Гюнтер боец крепкий. Не смог я его тогда взять. До сих пор казнюсь. Я тут же Георгию Аркадьевичу звонить. Так, мол, и так. Не поверил старик. Откуда, дескать, Гоффману знать мой адрес? А через пару дней полковника Знамина не стало. Так какие же мне выводы делать, если никто, кроме особого отдела КГБ, о нашем существовании и знать-то не знал? Сдали нас. Своя же контора сдала. Да что нас! Ты посмотри, что на острове делается! А ведь это зона особой секретности и карантина здесь никто не снимал.
— Но ведь столько лет прошло, — попытался я возразить, — может, зря вы так?
— Лет? Эх, парень, да под этими скалами лежит такое, что и через тысячи лет рвануть сможет. Про Апокалипсис слышал, конечно? Так вот, если конец света когда-нибудь и начнётся, то начнётся он отсюда, с этого самого острова. Ладно, — сказал он вдруг как-то устало, — пойдём. Пока совсем не рассвело, надо до места добраться. А там всё и сам увидишь.
Мы снова углубились в подлесок. Теперь шли молча, лавируя между белеющими в сумраке
берёзками. Под ноги всё чаще стали попадать камни, и я то и дело спотыкался о них. Шалугин
шёл впереди уверенно, как танк, и у меня даже возникло подозрение, что он видит в темноте.
Где-то справа от нас слышался ручей, о котором говорил Шалугин. Тот самый, с живой водой.
Он почти не петлял в зарослях, и мы всё время держались направления на север. Навстречу дул