«Надо же, какое прилипчивое словечко, — подумал я, — не успела выйти газета, а наши уже перекрестили «несунов» в «брингеров». Всё-таки сукин ты сын, Стас Качалов!»
Я повернул вслед за Людочкой к длинному, похожему на вагон, боксу с бело-голубым знаком
МЧС на серебристом боку. Это чуждое местному пейзажу сооружение перетащили сюда из лагеря грузовым вертолётом ещё утром и сейчас там колдовала бригада спецов во главе с Радостиным.
Озабоченный профессор встретил меня в дверях.
— Ну, Олег Викторович, — заходя внутрь бокса, сказал я, — показывай, где твоя добыча.
— Туда, — коротко кивнул он.
Мы миновали несколько прозрачных дверей, за которыми притаились оглушённые шокерами
«несуны». Они провожали нас своими красными безжизненными глазами и, казалось, совершенно не понимали, где они и что с ними происходит.
Нетипичный брингер содержался в самом конце бокса. Когда мы с профессором вошли в его камеру, он безмятежно храпел, лёжа на полу. Это был здоровенный детина в джинсовых потрёпанных шортах и майке-борцовке. С правого плеча брингера целил синий амур, под которым угадывалась надпись: «Любовь зла».
Я наклонился над ним и попытался растормошить. Тщетно. Тогда я зажал пальцами его нос, и
только после этого брингер замычал и открыл глаза. Красные и бессмысленные. Они совершили какое-то сложное несогласованное движение, пока, наконец, не сфокусировались на мне.
— Ты кто? Мент? — прохрипел брингер, обдав меня перегаром. — За что взяли, волки позорные?
— Где его подобрали? — спросил я Радостина, начиная понимать, что красные глаза нашего подопечного ещё не повод записывать его в брингеры.
— Возле озера, — вздохнул профессор, — в самом центре прорыва.
— Правильно, — вмешался «брингер», — возле озера. Мы с Лёхой рыбу ловили.
— Лёха тоже пил? — спросил я.
— Не, Лёха не пил, — «брингер» интенсивно замотал головой, — за рулём он. А я вот чуть-чуть расслабился.
— Сколько он принял, Олег Викторович? — поинтересовался я у профессора.
— Рядом с ним нашли три пустых поллитровки, предположительно, из-под самогона.
— Какой самогон? — обиделся «брингер» — Никакого самогона, чистый спирт! Сам на травах настаивал. Можно сказать, эликсир жизни.
— Да вы, я гляжу, философ? — бросил я иронически.
— А как же! — «брингер» попытался встать, но не смог: рухнул на пол и через мгновенье раздался его философический храп.
— Олег Викторович, — задумчиво разглядывая синего амура, спросил я, — а Лёху, дружка его, удалось разыскать?
— И его, и машину. Точнее, то, что от неё осталось, — Радостин похлопал себя по карманам и
извлёк помятый блокнот. — Вот, Карташов Алексей Николаевич, — прочёл он, — при нём были права и техпаспорт.
— И что же, этот Алексей Николаевич?
— Когда его брали, нёс крыло от машины.
— Ясно. Расклад, значит, такой: трезвый Лёха превращается в брингера, а наш философ, пригубив спирта на травках, становится невосприимчив к воздействию зоны. Ты понимаешь, дорогой мой профессор, что это значит?!
Радостин устало улыбнулся:
— Похоже, мы и в самом деле нашли эликсир жизни, — кивнул он.
— Срочно сделайте анализ этой настойки. Выясните, что является решающим фактором: спирт
или те самые травки. И ещё, — я потрогал носком ботинка вздрагивающее от храпа тело, — поскорее приведите его в чувство и узнайте точный рецепт. Это может быть важным.
— Не беспокойся, Сергей Александрович, к вечеру всё будет готово, — Радостин черкнул что-то
в блокноте, убрал его и, присев, принялся будить новоиспечённого спасителя человечества.
Я оставил профессора за этим нелёгким занятием и вышел из бокса. Впервые за много дней я
почувствовал, как отступает, рассеивается нывшая во мне зубной болью безысходность. Надо же! Сколько раз мы пытались найти хоть какой-то способ оградить людей от воздействий зоны.
Всё впустую! И вдруг, случай. Нелепый, курьёзный случай. Впрочем, что такое случайность? Всего лишь результат неких закономерностей самого, что ни на есть, высшего порядка. Можно сказать, божественного.