Спустя пару дней, вечером, когда я все еще сидел дома, прикладывал к шишке на голове вонючие компрессы и принимал по часам какие-то порошки и капсулы (благодаря Киру и его шайке я разжился шикарным сотрясением мозга), в Париж совершенно неожиданно прилетел Гена Таманцев.
Я уже перестал удивляться тому, как вовремя судьба каждый раз посылает мне помощь, подбрасывая на моем пути ниточки, дергая за которые я нахожу целый клубок, помогающий двигать мое расследование все дальше и дальше. В тот раз судьба предоставила в мое полное распоряжение на целых 36 часов Гену, благодаря которому я сразу же стал настолько далек от упаднических мыслей, одолевавших меня накануне, как Кейптаун от Рейкьявика. Первым делом, бросив взгляд на мой компресс и оценив мой неважнецкий вид, Гена с пониманием спросил:
— Подрался?
— Нет, — мрачно ответил я. Признаваться, что меня попросту огрели из-за угла по голове и, как тюфяк, утащили в неизвестном направлении, не хотелось.
— Ну ладно, хоть жив остался. А до свадьбы, как известно, все заживет, — приободрил меня Гена и больше об этом не спрашивал.
Мы поболтали о том о сем, а потом я вдруг рассказал Таманцеву все, что узнал за последнее время. Все о 2012 годе, о кризисе, коллайдере, свином гриппе, календаре майя, Каррие, планете Нибиру и о том, что со всеми нами будет. Гена выслушал меня внимательно, не перебивая, а потом подытожил:
— В общем, апокалипсис. В точности, как по заказу. Грешников, падающих в геенну огненную пачками, только не хватает, — произнес он задумчиво. — Ну что ж, значит, будет второе пришествие. В принципе, все давно к тому идет.
Он немного помолчал и добавил:
— Какое совпадение, что я прилетел в Париж как раз из-за всего этого.
Мне было прекрасно известно, что в совпадения Таманцев не верил. Впрочем, как и я. Давным-давно я убедился в том, что бывают только плохо прослеженные закономерности, а случайно ничего не происходит. Поэтому долго допытываться у Гены, в чем дело, мне не пришлось.
— Ты знаешь, Этьен, о чем я хочу тебе рассказать, — начал Таманцев — Об Иисусе Христе. Только не думай, что я вдруг ударился во все это снова. Этот человек был весьма противоречивым. . э-э-э. . персонажем. Да-да, человек. Я потратил в общей сложности год, чтобы убедиться в том, что он, во-первых, существовал на самом деле, а во-вторых, был так же, как ты и я, сделан из плоти и крови. Вот только обладал несколько расширенными, если можно так выразиться, по сравнению с другими людьми способностями.
Я слышал, что в последнее время Гена был поглощен какой-то проблемой, о которой ни с кем не хотел говорить, но чего она касалась, я не знал. Нельзя сказать, что, узнав, я был сильно удивлен. С Таманцевым я был знаком не первый год и уже почти ничему не удивлялся.
— Все же это моя бывшая профессия, — усмехнулся Гена. — Когда я учился, о Христе нам рассказывали несколько по-другому. Но меня же отправили в отставку за плохое поведение, так что теперь я имею полное право узнать правду, а не только то, что написано в их святейших учебниках. Вот я и начал узнавать. В прошлом году я пообщался с одним интересным человеком. Старец, ярый христианин, отшельник, живет один в лесу, где-то в Карелии, — ни электричества, ни телефона, ничегошеньки. Один в зимнем домике с собакой и лошадью. В народе говорят, что он наложением рук чуть ли не рак лечит. Знаешь, Этьен, умнейший он человек оказался, в прошлом доктор исторических наук, академик. Не знаю уж, что его туда занесло. Он снизошел до меня, простого смертного, правда, я умолчал, кем на самом деле раньше был, а то бы выгнал сразу — уж больно верующий. Так вот, сказал я ему, что думаю о Христе много, сомневаюсь. А он мне возьми да и скажи, что, дескать, в Христе сомневаться не надо, потому что он на самом деле жил, как все люди, и человеком был, и родился, и умер, и много хорошего всем сделал.
Академик тот, старец, — продолжил Таманцев, — еще в молодые годы, когда в науке господствовал атеизм, кандидатскую писал о Христе, доказывая, что того не существовало и его выдумали. Писал-писал, исследования проводил и доисследовался до того, что нашел неоспоримые доказательства, что Христос жил на самом деле. Тогда ученого этого чуть в лагеря не отправили, так что тему диссертации ему пришлось изменить, а вот исследования свои он не оставил. Добивался я, чтобы он дал мне свои материалы, но он уперся — и ни в какую.