— Я сотру тебя, — тихо сказала я, — и получу от этого удовольствие.
Она посмотрела на меня со смутным выражением триумфа.
— Тогда я ошибалась. Мы действительно похожи.
Времени на ответ у меня не осталось. Она развернулась и помчалась по коридору к дискуссионной палате. Я рванула следом; если мы внешне одинаковы, тогда у той, что успеет первой изложить свое дело Совету жанров, явное преимущество.
Позже я думала, что мы двое, несущиеся со всех ног по коридорам, должны были представлять собой то еще зрелище, хотя, вероятно, не такое уж необычное, учитывая специфическую природу вымысла/литературы. Что неприятно, мы ни на йоту не уступали друг другу в скорости и выносливости, и ее десятифутовая фора оставалась при ней, когда мы, спустя две минуты и кучу перепуганных работников Совета жанров, оказались перед дверями главной дискуссионной палаты. Ей пришлось притормозить у двери, и, когда она это сделала, я подставила ей подножку и обхватила ее за талию. Сбитые с ног инерцией, мы растянулись во весь рост на ковре, к вящему изумлению трех тяжеловооруженных дэнверклонов, стоявших за дверью. Когда дерешься с самой собой, самое странное не только то, что вы одинакового веса, силы и мастерства, но еще и то, что вы обе знаете одни и те же приемы. После того как мы сцепились и минут пять покатались по ковру, не добившись ничего, кроме пыхтения и напряжения мышц, мозги у меня зашевелились и принялись искать другие способы победить. Ровно в то же время этим занялась и моя противница, и мы обе сменили тактику и вцепились друг другу в горло. Главным, чего мы добились, было то, что подаренный Лондэном на день рождения медальон оказался сорван, и это привело меня в такую ярость, на какую я и не думала, что способна.
Я отшвырнула ее руку, навалилась на нее сверху и с силой врезала ей по лицу. Она обмякла, а я, тяжело дыша, поднялась, подхватила сумку и медальон и повернулась к Жлобсворту и остальным членам Совета безопасности, вышедшим в коридор посмотреть.
— Арестуйте ее, — тяжело дыша, велела я, утирая кровь с губы, — и хорошенько свяжите.
Жлобсворт поглядел на меня, потом на другую Четверг, затем жестом велел дэнверклонам сделать, как я просила.
Все еще оглушенная, она пришла в себя достаточно, чтобы крикнуть:
— Стойте, стойте! Она не настоящая Четверг! Это я!
Жлобсворт, Барксдейл и Бакстер дружно повернули головы ко мне, и даже дэнверклоны насторожились. В Совете жанров мое вето значило все, и если появилось хоть малейшее сомнение в том, кто из нас правильная Четверг, я должна была развеять его здесь и сейчас.
— Хотите докажу? Вот: интерактивный книжный проект сейчас останавливается.
У Жлобсворта вытянулось лицо.
— Останавливается? Но вы же были руками и ногами «за» меньше часа назад!
— Это была не я, — сказала я, обвиняюще указывая на встрепанную и побежденную Четверг, на которую в этот момент дэнверклоны надевали наручники. — Это была другая Четверг, из поганого ЧН-цикла, и она пыталась по причинам собственной мстительности испортить все, чего мне с таким трудом удалось достичь.
— Она лжет! — сказала другая Четверг, со скованными за спиной руками, по-прежнему нетвердо державшаяся на ногах после моего удара. — Это она эрзац-Четверг, а я настоящая!
— Хотите еще доказательств — сказала я. — Ладно. Я также подтверждаю свое вето на безумный план вторжения в Бульварный роман. Дипломатия — ключ ко всему. И я хочу, чтобы все агенты беллетриции были выпущены из своих книг и вернулись к работе.
— Но это же была ваша идея! — пробормотал Жлобсворт. Бедняга все еще пребывал в смятении. — Вы сказали, что в беллетриции завелся негодяй и вам нужно его выманить!
— Не я сказала, а она. Чтобы я не вернулась. А если нужны еще доказательства, вот вам решающий довод: мы не станем сводить ее к тексту. Она проведет следующие два года, созерцая свой пупок на страницах «Великого фиаско Сэмюэла Пеписа». Она умна и изобретательна, поэтому мы будем держать ее в изоляции, чтобы она снова не попыталась стать мной, а если она хотя бы попробует сбежать, то будет сведена к тексту.
Жлобсворту не требовались дальнейшие увещевания.
— Да будет так, — произнес он слегка напыщенно, и другую Четверг, продолжавшую вопить о своей неподдельности, уволокли.
Я глубоко вздохнула и села, чувствуя, как наливается синяк на шее и как болит колено. Я вытянула руку и потерла то место, которым стукнула ее.
— Ну, — начал Бакстер, — не могу сказать, что я рад, что вы передумали вторгаться в Бульварный роман, но меня гораздо больше радует, что вы та, кто принимает неверные решения, а не какая-то плохо написанная самозванка. Какого черта она добивалась?