— Может, сперва побеседуем? — негромко сказала я, прикидывая, хватит ли у Четверг-5 сообразительности отвлечь его.
— Никаких разговоров, — отозвался Минотавр рокочущим басом. — Мое дело — убить тебя, а твое — умереть.
Я попыталась потянуть время.
— Наверное, все-таки имеет смысл обсудить наши должностные инструкции.
Но Минотавр был в неразговорчивом настроении. Он шагнул вперед и замахнулся на меня сковородкой. Я отпрянула, но все равно почувствовала завихрение воздуха от чугунного диска, пролетевшего в миллиметре от моей головы. Схватив первый подвернувшийся под руку предмет, каковым оказалась клюшка для гольфа, я попыталась огреть ею противника, но тот оказался проворнее, и деревянная рукоятка клюшки разлетелась в щепки и древесную пыль от его яростного удара. Он же только утробно хохотнул и снова шагнул ко мне.
— Эй, вы! — донесся голос, немедленно вызвавший ассоциацию со сдобными булочками к чаю ровно в четыре часа пополудни. — Вы, сэр с рогами!
Минотавр оглянулся туда, откуда донесся голос, но продолжал держать меня в поле зрения. Вмешавшимся, естественно, оказался эксцентричный родственник, только что купленный мною для книги Лондэна. Он покинул свой ящик и встал перед чудищем, вооруженный всего-навсего тростью.
— А теперь выйди отсюда, будь паинькой, — сказал он, словно обращаясь к ребенку.
Минотавр закусил губу и угрожающе выдохнул:
— Прочь!
— Ну-ну, — отозвался персонаж в желто-зеленую клетку, — что-то мне твой тон не нравится.
Внезапно Минотавр превратился в демонический разрушительный вихрь. Он замахнулся сковородкой на джентльмена по такой дуге, что просто не мог промазать. Но промазал. На фоне размытого желто-зеленого пятна блеснуло серебро, и сковородка лязгнула об пол… все еще стиснутая рукой Минотавра. Тот взглянул на сковородку и свою отсеченную кисть, потом на обрубок руки. Его перекосило, он издал оглушительный вопль, от которого в витринах зазвенели стекла, и испарился, книгопрыгнув подальше отсюда.
— Боже, а шуму-то, шуму, — заметил джентльмен, спокойно протирая шпагу и убирая ее в ножны. — Кто-нибудь его знает?
— Это Минотавр.
— Святой Георгий! Правда? — в удивлении воскликнул джентльмен. — Мог бы и получше драться. С вами все в порядке?
— Да, спасибо вам. Это был отличный урок фехтования.
— Пустяки, милая барышня, — ответил он, слегка улыбнувшись. — Я был капитаном фехтовальной команды в Рагби.[31]
Все, что делал и говорил этот красивый мужчина за сорок, было глазировано толстым слоем чопорной британской сдержанности. Я представить не могла, из какой книги он взялся и почему его вообще отправили в утиль.
— Четверг Нонетот, — назвалась я, протягивая руку.
— Очень раз с вами познакомиться, мисс Нонетот. Подполковник авиации Корнелий Хитроу-Шкодд к вашим услугам.
Покупатели опасливо заглядывали в магазин, но Мюррей уже вешал на дверь табличку «закрыто».
— Итак, — сказал Хитроу-Шкодд, — теперь, когда вы меня купили, каковы будут ваши пожелания относительно моих дальнейших действий?
— Э… да… точно.
Я выудила из кармана визитку, написала на обороте название последнего романа Лондэна, «Бананы для Эдуарда», и протянула ему.
— Постарайтесь изо всех сил, ладно? А если вам что-нибудь понадобится, со мной можно связаться через беллетрицию.
Хитроу-Шкодд вскинул бровь, пообещал стараться изо всех сил, взял банку со своей предысторией под мышку и пропал.
Я облегченно выдохнула и огляделась. Четверг-5 смотрела на меня с таким потерянным и безнадежным выражением, что я поначалу испугалась, не ранена ли она.
— Ты цела?
Она кивнула и опустила глаза. Я проследила за ее взглядом. У ее ног лежал мой пистолет.
— Это здесь он оказался, когда его выбили у меня из руки?
Она жалобно кивнула. В глазах у нее стояли слезы от ярости на саму себя.
Я вздохнула. Мы обе понимали, что это конец ее беллетрицейской карьеры. Не вмешайся Хитроу-Шкодд, мне бы конец, а она ничем не попыталась предотвратить это.
— Не говорите ничего, — сказала она. — Не создана я для этой работы. Попросила бы прощения, но не могу подобрать слов, способных адекватно выразить, как мне стыдно.
Она тяжко вздохнула, сняла с волос резинку, сунула ее в рот и снова собрала волосы в хвост, прежде чем перетянуть. Она проделывала это в точности как я, и меня внезапно кольнула совесть. В конце концов, она вела себя патологически миролюбиво только потому, что ее такой написали в качестве противоядия к остальным книжкам про Четверг. Ведь царящая в первых четырех книгах атмосфера секса и насилия тоже возникла отчасти по моей милости. Я продала права на персонаж, чтобы финансировать «Ковры Акме».