Он прервал свою речь, потому что Пятница необъяснимо снова поднял руку.
— Почему вы не рассказываете нам о другой стороне медали? — мрачным голосом спросил мой сын из-за завесы волос. — О сращении времени, о течах в гравитационных костюмах, из-за которых курсанты становятся толщиной в молекулу?
— Вот поэтому-то мы здесь, — объяснил Искривленс, пытаясь свести все к шутке, — чтобы прояснить неверно истолкованные мелочи, которые вы могли слышать. Я не стану убеждать вас, что аварий не бывает, но, как и в любой отрасли, мы очень серьезно относимся к технике безопасности.
— Сынок, — сказала я, кладя ладонь ему на плечо, — послушай сначала, что он скажет.
Пятница повернулся ко мне и развел в стороны свои длинные волосы, так что я увидела его глаза. Они были умные, ясные и испуганные.
— Мам, ты рассказывала мне о несчастных случаях — о папином устранении и о Филберте Орешеке. Почему ты хочешь, чтобы я работал на контору, оставляющую своих работников умирать, не существовать или стареть раньше времени?
Он встал и направился к выходу, а мы последовали за ним, в то время как Искривленс пытался продолжать речь, хотя и явно разваливающуюся. Но когда мы хотели выйти, дорогу нам заступил оперативник Хроностражи.
— Думаю, вам следует остаться и дослушать презентацию, — сказал он, обращаясь к Пятнице, но тот посоветовал ему заткнуться.
Хроностраж обиделся и попытался его схватить, но я оказалась проворнее, поймала стража за запястье, рывком развернула его и уложила на пол с заломленной рукой.
— Ма-а-ам! — прорычал Пятница, более смущенный, нежели взбешенный. — Обязательно надо было? Люди же смотрят!
— Простите, — сказала я, отпуская стража.
Искривленс извинился перед публикой и подошел к нам выяснить, что происходит.
— Если мы хотим уйти, мы уходим, — прогремел Лондэн.
— Конечно! — согласился Искривленс, движением головы велев стражу убраться. — Вы можете уйти, когда захотите.
Он взглянул на меня: он знал, как важно официально ввести Пятницу в ряды Хроностражи, и знал, что я тоже об этом знаю.
— Но прежде чем вы уйдете, я хочу, чтобы ты, Пятница, знал: мы были бы очень рады, если бы ты поступил во Временную промышленность. Никаких минимальных академических успеваемостей, никаких вступительных экзаменов. Это безоговорочное предложение — первое в нашей практике.
— А что заставляет вас думать, что я сделаю какие-то успехи в этой области?
— Ты способен задавать вопросы, не записанные в СИЛ. Думаешь, кто-нибудь еще так может?
Сын пожал плечами.
— Я не заинтересован.
— Я просто прошу тебя остаться и послушать, что мы хотим сказать.
— Я не заинтересован! — ответил Пятница более убедительно.
— Послушай… — Искривленс воровато оглянулся и понизил голос: — Это неофициально, но я перекинулся парой слов с Уэйном Скунсом, и он согласился дать тебе сыграть гитарное соло во второй теме на «Надуем Долли».
— Поздно, — ответил Пятница, — он уже записан.
Искривленс уставился на него.
— Да — тобой.
— Я никогда ничего подобного не делал!
— Не делал, но мог бы. А поскольку такая вероятность существует, ты это сделал. Станешь ли ты действительно это делать, зависит от тебя, но в любом случае в этом ты можешь на нас рассчитывать. Это в любом случае твое соло. Твое имя уже стоит в аннотации на вкладыше.
Пятница посмотрел на Искривленса, потом на меня. Я знала, как он любит «Урановую козу», и Искривленс тоже знал. В конце концов, в его распоряжении имелось личное дело Пятницы за все годы службы. Но Пятница не был заинтересован. Он не любил, когда его подталкивали, улещивали, запугивали или подкупали. Я не могла его винить — сама подобное ненавидела, а он все-таки мой сын.
— Думаете, меня можно купить? — бросил он наконец и вышел, ни сказав больше ни слова.
— Я догоню вас, — крикнула я им с Лондэном вслед.
Когда распашные двери с грохотом захлопнулись за ними, Искривленс обратился ко мне:
— Надо ли подчеркивать, как важно, чтобы Пятница как можно скорее поступил в Хроностражу? Он должен был подписать контракт еще три года назад и сейчас уже рассекать в потоке времени.
— Возможно, вам придется подождать еще немного, Темпор.
— В том-то и дело, — отозвался он, — что времени у нас мало.
— Я думала, в вашем распоряжении все время, сколько его есть.
Он взял меня под руку и отвел в уголок.
— Четверг… Можно называть вас Четверг?.. Мы столкнулись с серьезным кризисом во Временной промышленности, и, насколько я знаю, руководство Пятницы в нескольких триллионах кризис-циклов отсюда — единственное, на что мы можем рассчитывать. Его грубость на этом конце времени означает, что его рабочий стол на другом конце пуст.