— Не мог бы ты перевести это в понятную мне ковровую метафору?
— Если мы не сумеем закрепить наше существование в самом начале, время начнет сворачиваться подобно ковру, унося с собой историю.
— Насколько быстро?
— Это медленно начнется в двадцать два ноль три в пятницу со стирания самых ранних окаменелостей. Десять минут спустя все свидетельства о древних гоминидах исчезнут, за ними быстро последует внезапное отсутствие всего, начиная со среднего голоцена. Еще через пять минут все мегалитические постройки исчезнут, как будто их никогда и не было. Пирамиды сгинут еще через две минуты, а следом и Древняя Греция. За следующую минуту исчезнут Средние века, а еще через двадцать секунд станет несостоявшимся Нормандское завоевание. За последние двадцать секунд мы увидим, как исчезает со все возрастающей скоростью современная история, пока в двадцать два часа сорок восемь минут и девять секунд конец истории не накроет нас и не останется вообще ничего, никаких свидетельств того, что нечто когда-либо было. Со всех точек зрения окажется, что нас никогда не существовало.
— Так в чем же причина?
— Понятия не имею, но собираюсь как следует оглядеться. Ты что-то хотела?
— А… да. Мне надо поговорить с Аорнидой. Один из старых подручных ее семейства снова рыщет по моему следу… или рыскал.
— Погоди минутку.
И в то же мгновение он пропал.
— А! — сказал второй Пятница, возвращаясь из коридора. — Извини. Записи по запетлеванию хранятся в двенадцатом тысячелетии, а мне пока трудновато выверить прыжок через десять тысяч лет с точностью до секунды.
Он открыл кожаную папку и пролистал ее содержимое.
— Отбыла семь лет из тридцатилетнего запетлевания за незаконное искажение памяти, — бормотал он. — Нам пришлось судить ее в тридцать седьмом веке, где это действительно является преступлением. Сомнительная законность прохождения по суду за пределами собственного временного периода могла бы стать причиной апелляции, но Аорнида не подавала апелляцию.
— Наверное, забыла.
— Возможно. Идем?
Мы вышли из ТИПА-здания, свернули налево и пешком прошли небольшое расстояние до Брунелевского торгового центра.
— Дедушку не видел? — спросила я.
Я-то не видела его уже больше года, во всяком случае с момента последнего Армагеддона, грозившего уничтожить всю жизнь на земле.
— Время от времени он мелькает мимо, — отозвался Пятница, — но он сущая загадка. То нам велят за ним гоняться, а в следующее мгновение мы работаем под его началом. Порой он даже возглавляет охоту на самого себя. Слушай, я сам хроностраж, но даже я не разберу, что к чему. А! Вот мы и на месте.
Я подняла глаза и нахмурилась. «На месте» оказалось весьма расплывчато: мы стояли перед «ТК-Максом», дисконтным магазином одежды.
Глава 18 Аорнида Аид
Это называют просто петлей, но официальное название — «Локализация в замкнутой петле темпорального поля». Данная мера применялась только к преступникам, надежда на исправление или хотя бы искреннее раскаяние которых стремилось к нулю. Наказание осуществлялось Хроностражей и было до ужаса простым. Приговоренного помещали в повторяющуюся восьмиминутную временную петлю на пять, десять, двадцать лет. Тело заключенного старело, но не нуждалось в поддержании. Жестоко и противоестественно… однако дешево и не требовало решеток, охраны и еды.
Мы вошли в суиндонский «ТК-Макс», проложили дорогу сквозь оживленную утреннюю толпу завсегдатаев распродаж и разыскали менеджера, хорошо одетую женщину с приятными манерами, с которой мы учились в одном классе и чьего имени я не помнила — мы всегда вежливо кивали друг другу, но не более того. Пятница показал ей удостоверение. Она улыбнулась и подвела нас к висящей на стене клавиатуре. Менеджер набрала длинные ряды цифр, а потом Пятница набрал еще более длинные ряды цифр. Свет сделался зеленовато-голубым, менеджер и все покупатели застыли на местах, когда время замерло и веселый гомон сменился еле различимым гулом.
Пятница сверился со своей кожаной папкой, а затем обвел взглядом магазин. Освещение было такое же, как холодное свечение подводных огней в бассейне, с танцующими на потолке бликами. В тусклых сине-зеленых недрах магазина я различала сферы теплого света, а внутри их вроде бы присутствовала жизнь. Мы миновали несколько таких сфер, и я заметила, что, хотя большинство людей внутри были темными и неотчетливыми, минимум один выглядел гораздо ярче и очень даже живым по сравнению с остальными — заключенный.