Я взглянула на Джона Генри Голиафа, и он пояснил:
— Это, мисс Нонетот, «Остин-ровер» — самое передовое произведение транскнижной технологии в мире!
— Действующее?
— Мы точно не знаем. Это опытный образец, испытания еще впереди.
Он подозвал главного техника и представил:
— Это доктор Анна Дрянквист, руководитель проекта «Остин-ровер». Она ответит на любые ваши вопросы. Надеюсь, вы ответите на некоторые из наших?
Я уклончиво хмыкнула, а Дрянквист протянула мне ладонь для рукопожатия. Она была высокая, стройно-гибкая и ходила вразвалку. Как и все в лаборатории, она носила белый халат с голиафовским беджем, и хотя мне не удалось разглядеть ее иерархический номер, он определенно состоял из четырех цифр — верхний один процент очень важных персон.
— Я счастлива наконец с вами познакомиться, — произнесла она со шведским акцентом. — Нам есть чему поучиться у вас.
— Если вы хоть что-то обо мне знаете, — возразила я, — то наверняка понимаете, почему я не доверяю «Голиафу».
— А! — Она слегка опешила. — Я думала, эти времена давно позади.
— Меня еще надо убедить, — отозвалась я беззлобно. В конце концов, она не виновата. Я указала на туристический автобус. — Как он работает?
Она взглянула на Джона Генри, и тот кивнул в знак разрешения.
— «Остин-ровер» представляет собой стандартный «Лейланд Тайгер ПС2/3» на платформе «Барлингем», — начала она, любовно поглаживая лоснящийся корпус, — но с несколькими… усовершенствованиями. Давайте поднимемся на борт.
Она вошла в автобус, я последовала за ней. Внутренности были полностью убраны и заменены новейшим оборудованием, устройство которого она попыталась мне объяснить на том техническом жаргоне, где понимаешь одно слово из восьми, да и то если повезет. Десять минут спустя я вышла из автобуса, по-настоящему усвоив лишь тот факт, что у него двенадцать сидений и небольшой тридцатимегаваттный ядерный реактор сзади и что предварительно испытать его нельзя: первая же поездка обернется либо полным провалом, либо столь же полным успехом, третьего не дано.
— А зонды?
— Да, действительно, — ответила Дрянквист. — Мы использовали разновидность индуктора гравитационных волн, чтобы забросить в литературу маленький зонд по одноминутной возвратной траектории — представьте себе очень большое йо-йо. Мы выбрали мишенью «Дюну», так как цикл обширный и многословный и располагается неподалеку от средоточия научной фантастики, и после семисот девяноста шести субкнижных полетов мы попали в яблочко. Зонд вернулся с двадцативосьмисекундной аудиовидеозаписью: Пол Атрейдес верхом на песчаном черве.
— Когда это было?
— В тысяча девятьсот девяносто шестом году. С тех пор запуски проходили более удачно, и путем проб и ошибок мы выяснили, что отдельные книги собираются в группы. Мы начали составлять карту… если хотите, я покажу вам ее.
Мы перешли в соседнюю комнату, до отказа набитую компьютерами и их операторами.
— Сколько зондов вы послали?
— Около семидесяти тысяч, — вступил в разговор последовавший за нами Джон Генри. — Большинство вернулось, ничего не записав, а свыше восьми тысяч не вернулись вовсе. Всего у нас было четыреста двадцать удачных запусков. Как видите, попасть в литературу для нас в настоящее время до некоторой степени вопрос случайности. «Остин-ровер» готов к своему первому путешествию, но, исходя из простой экстраполяции данных по зондам, из каждой поездки он имеет один шанс из восьми не вернуться и только один из ста шестидесяти — куда-нибудь попасть.
Я понимала, во что они уперлись и почему. Они забрасывали зонды в Книгомирье, состоящее на восемьдесят процентов из Ничто. Ирония заключалась в том, что я могла легко нарисовать карту жанров Книгомирья по памяти. С моей помощью у них действительно могло получиться.
— Это Книгомирье, как мы его себе представляем, — пояснил Джон Генри, кладя на стол большой лист бумаги.
Схема была крайне фрагментарна и полна ошибок. Это было все равно что кидать теннисный шарик в неосвещенный мебельный магазин и пытаться по звуку определить его содержимое.