— Если бы только Майкрофт был жив, — вздохнула Полли, нарушая молчание, — можно было бы спросить его, куда он положил этот рецепт.
И тут до меня дошло.
— Тетя, — сказала я, — пойдем со мной. Пятница, ты тоже.
Уже смеркалось, и последние лучи вечернего света били в пыльные окна Майкрофтовой мастерской. В сумерках она казалась почему-то еще более ветхой.
— Сколько воспоминаний! — вздохнула Полли, ковыляя по бетонному полу под руку с Пятницей. — Какая жизнь! Действительно, какая жизнь. Я не была здесь с тех пор, как он… Вы понимаете.
— Не пугайся, — сказала я ей, — но я видела Майкрофта здесь дважды за последние два дня. Он вернулся сообщить нам о чем-то, и до сих пор я понятия не имела о чем. Полли?
Она уставилась в сумрачную пустоту мастерской, и глаза ее наполнились слезами. Я проследила за ее взглядом и, когда глаза мои привыкли к полумраку, тоже его увидела. Плотность у Майкрофта была низкая, цвет, казалось, вытек из его тела. Он едва присутствовал.
— Привет, Поль, — негромко пророкотал он, улыбаясь, — ты просто сияешь!
— Ох, Крофти! — прошептала она. — Ты такой выдумщик! Я трясущаяся развалина, которой пора на свалку. Но я так по тебе скучала!
— Майкрофт, — почтительно шепнула я, — не хочу отрывать тебя от жены, но время дорого. Я знаю, зачем ты вернулся.
— То есть это не Фаркитт и не стулья?
— Нет, это из-за рецепта возвратного омлета.
— Нам нужно знать, — добавила Полли, — где ты его оставил.
— И это все? — рассмеялся Майкрофт. — Боже мой… Я положил его в карман пиджака!
Он начал таять, и голос его звучал гулко и пусто. Его послежизнь почти закончилась.
— А потом?
Он еще потускнел — я опасалась, что, если моргну, он пропадет совсем.
— Какого пиджака, милый? — спросила Полли.
— Того, что ты подарила мне на Рождество, — донесся потусторонний шепот. — Синего… в крупную клетку.
— Крофти?
Но он исчез. Мы с Пятницей метнулись поддержать Полли, у которой подогнулись колени.
— Черт! — воскликнул Пятница. — Когда он появится в следующий раз?
— Не появится, — ответила я. — Это все.
— Тогда мы ничуть не ближе к разгадке. Я перерыл всю его одежду — нет в его шкафу пиджака в синюю клетку.
— И это вполне закономерно, — сказала Полли. Ее глаза блестели от слез. — Он оставил пиджак на «Геспере». Я в то время его бранила, а теперь понимаю, зачем он это сделал.
— Мам, ты что-нибудь понимаешь?
— Да, — улыбнулась я. — Это там, где Хроностража его не достанет. В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году, прежде чем с помощью Прозопортала отправить Полли в «Как облако бродил я, одинокий», Майкрофт испытал его на себе. Пиджак ровно там, где он его оставил, — в зубах атлантического шторма внутри стихотворения Генри Лонгфелло «Крушение „Геспера“». [70]
— В Книгомирье?
— Именно, — ответила я, — и ничто, повторяю, ничто не заставит меня вернуться туда. Через два дня Хроностражи не станет, и начнется медленное восстановление Настоящего. Ты молодец, Душистый Горошек.
— Спасибо, мам, но, пожалуйста, не называй меня Душистым Горошком.
Глава 31
Как потратить Запас глупости
Первый исполненный осознанной мудрости коренной поворот в политике Партии здравого смысла заключался в отказе от плановых заданий, сводных таблиц и попыток перевести сложные человеческие проблемы в цифры на графике, с которыми можно быстро и легко разобраться путем «инициатив». Заявляя, что важные конторы типа Министерства здравоохранения должны сосредоточиваться на «заботе», а не на «администрировании», Партия здравого смысла продавила закон, суть которого звучала так: «Если нам потребовалось десять лет, чтобы залезть в дерьмо, то, чтобы выбраться оттуда, нам потребуется двадцать лет — и этот путь начинается сейчас».
Мы остались у мамы на ужин, хотя под «ужином» в данном контексте подразумевался случайный набор пищевых продуктов, побросанных в произвольном порядке в большую кастрюлю и варившихся ровно столько, сколько нужно, чтобы вкус ушел и не вернулся. Из-за этого мы пропустили «Обращение» Редмонда Почтаара, но не особенно обеспокоились этим, поскольку предыдущее обращение, подобно всем прочим, было невероятно скучное, но умное и жизненно важное. Как же здорово было снова разговаривать с Пятницей на равных! Я и забыла, какой он на самом деле славный. Не теряя времени, он объяснил мне, что ему придется оставаться под прикрытием ленивого олуха, пока Хроностража не прекратит операции, — это означало, что мне не стоит даже пытаться будить его до полудня, а то и до двух пополудни в выходные.
— Как удобно, — заметила я.
Вторник, уже некоторое время предававшаяся размышлениям, наконец спросила:
— А разве Хроностража не может отправиться назад в тот промежуток времени, когда дедушка Майкрофт уже написал рецепт, но еще не оставил его на «Геспере»?
— Не волнуйся, — подмигнул Пятница, — это всего двадцать восемь минут, и старший я прикрыл их на том конце. От нас требуется только позаботиться, чтобы рецепт оставался в «Крушении „Геспера“». Мы можем выиграть эту битву исключительно за счет бездействия, что меня как подростка вполне устраивает.
Только по пути домой я внезапно вспомнила о Дженни.
— О боже! — в панике воскликнула я. — Мы оставили Дженни дома одну!
Лондэн взял меня за руку, сжал ее, и я почувствовала, как мне на плечо легла рука Пятницы.
— Все в порядке, милая, успокойся. Мы оставили ее с миссис Боллуан-Котл.
Я нахмурилась.
— Нет, не оставили. Ты сказал, что она строила палаточный лагерь на чердаке. Вышли мы сразу же. Как мы могли забыть?
— Любимая, — глубоко вздохнул Лондэн, — Дженни не существует.
— Что ты говоришь?! — Я даже подавилась от подобной глупости. — Разумеется, Дженни существует!
— Папа прав, — успокаивающе произнес Пятница. — Дженни никогда не было.
— Но я же помню ее…
— Это Аорнида, мам, — внесла свою лепту Вторник. — Она наградила тебя этой навязчивой идеей семь лет назад, и нам не удается от нее избавиться.
Меня охватила паника.
— Не понимаю… Я же помню про нее все! Ее смех, каникулы, тот раз, когда она свалилась с велосипеда и сломала руку, ее рождение — вообще все!
— Это Аорнида так тебе отомстила, — сказал Лондэн. — Когда она не сумела стереть из твоей памяти меня, она оставила тебе Дженни, за что и мотает свой тридцатилетний срок.
— Сука! — взревела я. — Я убью ее за это!
— Выбирай выражения, мам, — подала голос Вторник, — мне же всего двенадцать. Кроме того, даже если ты ее убьешь, мы подозреваем, Дженни останется при тебе.
— О ч-черт! — Соображение постепенно вытесняло смятение и ярость. — Так вот почему она никогда не появляется за столом!
— Мы делаем вид, что Дженни существует, дабы минимизировать вероятность приступа, — пояснил Лондэн. — Вот почему мы сохраняем ее комнату как есть, и вот почему ты натыкаешься на ее вещи по всему дому — это чтобы, оставшись одна, ты не впадала в панику, что потеряла дочь.
— Злобная маленькая корова! — пробормотала я, потирая лицо. — Но теперь, когда я знаю, мы можем что-то с этим поделать.
— Все не так просто, любимая, — отозвался Лондэн с печалью в голосе. — Аорнида поистине злопамятна. Через несколько минут ты все начисто забудешь и снова будешь уверена, что у тебя есть дочь по имени Дженни.
— То есть, — медленно проговорила я, — я уже так делала?
Мы припарковались у нашего дома, и Лондэн заглушил двигатель. В машине повисло молчание.
— Иногда приступов не бывает по нескольку недель, — негромко произнес Лондэн, — в иные времена случаются по два-три в час.
— Так ты поэтому работаешь дома?
— Да. Мы же не можем допустить, чтобы ты каждый день ходила в школу, рассчитывая забрать дочку, которой нет.
— Значит… ты объяснял мне все это и раньше?
70
Здесь наблюдается авторский ляп: в романе «Дело Джен» Майкрофт оставляет пиджак в «Сказании о Старом Мореходе» Сэмюэла Кольриджа.