— Мистер Беннет — отец семейства, и когда не костерит своих младших дочерей за глупость или не дразнит жену, больше всего любит сидеть у себя в кабинете и заниматься делами. Его жена, миссис Беннет, у которой брат в торговле, убеждена, что ее дочери должны выйти замуж. Эта старая крольчиха очень нервная, подвержена приступам паники и не умеет вести себя в обществе, поэтому следите за ней внимательно — вас ждут отменные фейерверки.
Картинка сменилась портретом сестер, над которыми по очереди появлялись имена, а закадровый голос описывал их.
— Ни одна из дочерей не унаследует Лонгборн из-за отсутствия наследника, а явный недостаток сколь-нибудь подходящих мужчин в Меритоне делает проблему потенциальных мужей главной заботой. Соблазнительная волоокая Джейн двадцати двух лет — украшение семьи вкупе с добрым характером. Но если Бингли взглянет на другую женщину — остерегайтесь взрыва! Следующая по возрасту — мозг дома и любимица мистера Беннета Лиззи, ей двадцать. Своевольная, ловкая и острая на язык, она определенно стоит того, чтобы за ней наблюдать. Не обращайте внимания на внешность, следите за подтекстом! Третья по старшинству — Мэри, любит читать и критиковать остальных. Она скучная и непривлекательная, и мы не думаем, что она продержится долго. Китти и Лидия — две младшие из Беннетов и самые глупые и легковозбудимые из всех, особенно если в поле зрения появляется мундир или хотя бы намек на партию. Импульсивные и неуправляемые, эти двое привлекут всеобщие взоры!
Музыка закончилась, и противный ведущий вернулся на экран.
— Ну вот. Семь Беннетов, один дом, три ковра, одно задание, одно выселение. Букмекеры уже принимают ставки на то, кто вылетит. Включайтесь завтра с вашей книгой в руках, чтобы прочесть первое задание домочадцам, как оно есть, и присоединяйтесь к нам в программе «Беннеты — прямой эфир»!
Я выключила телевизор и пошла обратно в Книго-проектную лабораторию. Все сомнения относительно мудрости моих действий рассосались начисто.
К шести вечера «Остин-ровер» был готов к отправлению. Хотя места там хватало на двенадцать человек, экипаж состоял только из четверых: меня, доктора Дрянквист и двух техников, чьей единственной задачей было мониторить системы и собирать данные. Перед стартом я позвонила Лондэну и сказала, что вернусь к ночи. Я не видела никаких проблем. В конце концов, я гарцевала по Книгомирью без малого двадцать лет и повидала уже почти все его возможные ужасы. Внутри литературы я чувствовала себя так же уверенно и безопасно, как на суиндонской улице. Явлюсь в Совет жанров, разоблачу самозванку Четверг-1–4, приведу все в порядок и вернусь как раз вовремя, чтобы отвести Дженни на музыку. Все просто. Но почему, если это действительно так просто, внутри у меня все наливается свинцом?
Джон Генри Голиаф пришел проводить нас, и мы все пожали друг другу руки, а потом дверь закрылась и запечаталась с герметичным шипением. Доктор и два техника были слишком заняты, чтобы переживать насчет рисков, зато я с успехом занималась этим, но старалась не подавать виду. После получасового обратного отсчета Дрянквист запустила главные реакторы, сняла ручной тормоз, дважды позвонила в колокольчик и активировала гравитационные двигатели.
И с ощущением легкого покалывания мы очутились в совершенно другом месте.
Глава 33
Совершенно другое место
Общее мнение в основном сходится в том, что Книгомирье — всего лишь часть куда более обширной Книговселенной, но каковы ее истинные размеры и какой процент ее невидим, является предметом горячих дебатов среди книгологов. Фундаментальные законы Книговселенной также спорны. Одни утверждают, что Книговселенная постоянно расширяется с написанием новых книг, другие же убедительно отстаивают «постоянство» Книговселенной, где идеи претерпевают неустанную переработку. Третья фракция, называющая себя «упрощенцами», заявляет, что все повествование управляется одним-единственным фундаментальным законом: если оно работает, то работает.
Темнота рассеялась, словно утренний туман, и оказалось, что мы парим над шиферно-серым морем с пустым горизонтом во всех направлениях. Небо вторило цветом морю и простиралось от края до края, тяжелое и наводящее уныние, словно одеяло. Легкий бриз сдувал клочья пены с верхушек волн, а в тридцати футах под нами пыхтел старый клепаный пароход. Судно лениво пробиралось по волнам, из трубы тянулся длинный хвост черного дыма, а за кормой пенился кремовый след, по мере того как корабль поднимался и опускался на волнах.
— Это «Оберон», — сказала я, вытягивая шею в надежде разглядеть капитана Карвера в рубке.
Видно было плохо, поэтому я попросила Дрянквист подобраться ближе и попробовать посадить «ровер» на ахтердек, чтобы сойти на борт. Она мастерски завела автобус за рубку и аккуратно опустила его на палубу, зловеще скрипнувшую под его весом. Дверь автобуса с шипением отошла, и внутрь ворвался сильный порыв соленого воздуха, смешанного с угольным дымом. Сквозь палубу чувствовалось ритмичное постукивание двигателя и дыхание океана. Я взяла сумку и ступила из «ровера» наружу, но, не сделав и трех шагов, поняла, что все совсем не так. Этот корабль не был «Обероном», и, коли на то пошло, эта книга определенно не была «Темной и бурной ночью».
— Итак, у нас проблема, — сказала я, поворачиваясь обратно к «роверу»…
И обнаружила стоящую в дверях доктора Дрянквист с пистолетом в руке и улыбкой на губах.
— Ни хрена себе, — выдохнула я, не в силах выразиться более развернуто с учетом внезапно изменившихся обстоятельств.
— Воистину, — отозвалась доктор Дрянквист. — Мы пятнадцать лет ждали этого момента.
— До сих пор терпение казалось мне добродетелью, — пробормотала я, — а не тайным оружием мстителей.
Она покачала головой и снова улыбнулась.
— Ты именно такая, как он тебя описывал. Пламенная моралистка, положительная до кончиков ногтей, патологически стремящаяся делать как лучше и как правильно. — Она оглядела корабль, покачивавшийся на волнах. — Стало быть, это место особенно подходящее — идеальное место для тебя, чтобы провести остаток твоей печально короткой жизни.
— Чего вы хотите?
— Ничего. Совсем ничего. Заперев тебя здесь, мы получаем все, что нам нужно. Теперь мы отправимся на «Геспер», мисс Нонетот, искать тот самый рецепт.
— Вы знаете про возвратный омлет? — спросила я, потрясенная внезапным поворотом событий.
— Мы «Голиаф», — просто ответила она, — а информация — это власть. Ввиду назначенного на завтрашний вечер Конца Времен это несколько рискованно, но я люблю рисковать, а сознание твоего поражения бодрит и делает выполнение задачи гораздо приятнее.
— Вам в жизни его не найти. Лонгфелло на другом конце Книгомирья, а Поэзия такое место, где вы узнаете…
Я спохватилась. Не стану помогать этим людям, какие бы страшные опасности им ни грозили.
— Узнаем что? — нахмурилась Дрянквист.
— Неважно.
— Все с нами будет в порядке, — возразила она. — Нам всего лишь требовалось твое мастерство, чтобы сделать первый прыжок. Мы вовсе не такие глупые, как ты думаешь.
Невероятно! «Голиаф» снова обвел меня вокруг пальца! Надо отдать им должное, план был задуман и приведен в исполнение с ловкостью на грани изящества.
— Как давно вам известно о рецепте?
— Вот это-то и есть самое странное, — улыбнулась доктор Дрянквист. — С одной стороны, всего сутки, с другой — более пятнадцати лет.
— Ретроспективные инвестиции, — прошептала я, внезапно понимая.
В отчаянии Хроностража нарушала все до единого установленные ею же правила.
— Именно! Звездная палата усомнилась в способности твоего сына обеспечить будущее, поэтому из отставки вызвали Лавуазье, дабы он посмотрел, нет ли других путей. Вчера за завтраком он подошел к Джону Генри и спросил, нельзя ли раскрутить давно заброшенный Книжный проект. Поскольку это оказалось невозможно, Лавуазье предложил возобновить проект пятнадцать лет назад, чтобы к Концу Времен он был готов. Джон Генри согласился на определенных условиях, и, должна сказать, мы их только что выполнили.