Поэт слушал.
Заглянул Свиньин из сельхозотдела. Вид у него был донельзя серьёзный и озабоченный: пришёл звать на партию в недавно освоенные им нарды. Веник глянул на Свиньина. Посетитель тоже глянул.
— Очень занят? — спросил Свиньин.
Веник посмотрел на посетителя по-доброму.
— Мы в общем-то договорили. Вы ещё чуть-чуть рукопись подработаете, я ещё раз посмотрю…
«Вахту надо предупредить, чтобы не пускали».
Посетитель стал обречённо собирать рассыпанные Веником в пылу красноречия листки. Веник встал, поторапливая визитёра, и ни он, ни даже сам поэт, кажется, не заметили, что один, заглавный лист рукописи, тот самый, что начинался фразой «О время, время…», случайно остался на столе.
Веник вышел и запер дверь кабинета на ключ.
Глава 2
Если рукописи не горят — остерегайтесь полиции времени
Кто подложил сюда эти бездарные стишата?
Но — минуточку!.. Кто, кроме Веника, вынесшего это знание из воплощения на одной из развитых планет, мог знать, ЧТО представляет собой время? Кто мог знать, что время действительно конус из непрерывно рождающихся колец, который в любой произвольно выбранной точке высчитывается как тор, стремящийся к нулю?
Потому-то и кажутся невозможными путешествия во времени. Ведь стоит нам только выбрать точку, куда бы мы хотели попасть, и ввести в формулу времени момент массы, как функция автоматически обнуляется. Веник даже помнил определение из учебника по теории пространства и времени: «Время непрерывно-дискретная функция пространства, равная нулю в любой произвольно выбранной точке с заданной массой».
Однако возможность путешествий во времени всё-таки существовала. Отгадка была в том, что время как функция обладало сразу двумя взаимоисключающими свойствами — непрерывностью и дискретностью (прерывистостью.) А человек состоял не только из «прерывистого» тела, но и из весьма непрерывной души.
Но именно по этой причине Веник и не мог размышлять сейчас о физике. Чем больше он вчитывался в стихотворные строчки, тем сильнее дрожали его руки.
Он скомкал было листок и швырнул в мусорную корзину. Достал из корзины. Начал искать в столе случайно подаренную кем-то бензиновую зажигалку. Выдвинул один ящик, второй. Обливаясь потом, извлёк-таки зажигалку из-под кучи бумаг на столе. Чиркнул раз пять колёсиком о кремень. Зажёг. Потушил. Бросился к двери и запер её. Снова зажёг огонёк. Поднёс к нему комок бумаги. Спихнул пылающий шар в гостевую пепельницу. Перевел дыхание. Сел за стол…
Прямо перед ним, на том же самом месте, лежал пожелтевший листок с печатными столбиками стихов, которые начинались так: «О время…»
Веник почувствовал смертельную слабость. На миг навалилась чернота, но тут же холодный пот возвестил, что сердце всего лишь засбоило, что будут ещё секунды, а может, и годы.
Веник свисал со стула, слушая биение собственного сердца и уничтожая в уме следы своего пребывания в городе. Он понял: то, чего он больше всего боялся, наконец случилось — его засёк патруль времени.
Надежда на спасение была. Патрульные не имели физического тела. Дух патрульного не мог запросто шляться по улицам в поисках своей жертвы. (А чтобы захватить душу Веника, требовалось вступить с ним в непосредственный контакт, то есть дух должен был явиться ему в каком-то укромном месте.) И место нужно было срочно менять.
Веник долго и безуспешно искал на Земле средство противостоять патрульному. Но находил лишь легенды о демонах, похищающих души, и нигде — методов борьбы с ними. Нет, конечно, можно было изобразить пентаграмму или ещё какую-нибудь чушь попробовать, однако в подобные средства Веник не верил ни на йоту. И спасение он видел сейчас исключительно в немедленном бегстве.