Когда кончился асфальт, стало интереснее. К тому же получилось заправиться — он опасался худшего, но обещанная навигатором колонка исправно работала.
Конечно, по грунтовке ехать не очень приятно — зато исчезло дремотное состояние. Рахат умудрялся держать под сто двадцать, иногда разгоняясь до ста пятидесяти. Движок скорее всего запорет к концу пробега, как минимум — кольца сгорят, но машину не жалко — все равно оставлять. Главное — чтобы выдержала дорогу.
Как приноровился к тряске, сонливость вернулась. Километров через двести Рахат поймал себя, что на миг заснул с открытыми глазами — дорога впереди вдруг застыла, потянулась, как в замедленной съемке. Хорошо, очень кстати сработал навигатор, женским голосом сообщив, что через пятьсот метров нужно повернуть налево.
Он встрепенулся. Опасность влепиться в дерево была велика — дорога усыпляет и без того сонного человека надежнее клофелина.
Рахат, конечно, принял против этого все, какие мог, меры: разделся до пояса, чтобы шею и тело ничто не сдавливало, не пережимало кровеносные сосуды и воздушные пути, опустил окно, чтобы встречный ветер бил в лицо, трепал волосы, ослабил шнурки на кроссовках. Одну капсулу кофеина принял еще в самолете, сейчас кинул в рот вторую. Правда, помощи от нее никакой: капсула способна найти даже самые глубоко запрятанные запасы энергии в организме, но если их нет вообще? Последняя операция истощила их досуха, а новым взяться неоткуда.
Казалось, где-то вдалеке спрятан станок, откуда безостановочно вываливаются все новые и новые километры пыльного желтого полотна.
В борьбе со сном едва не пропустил следующую заправку — снова спас навигатор. От поселка Кривой Порожек он потребовал свернуть на восток, где через сорок километров, посреди лесной глуши, стояла колонка, неожиданная здесь, как береза в пустыне. Рахат вздохнул с облегчением, когда ее увидел — за весь путь встретилось не больше десятка машин, отчего он сильно сомневался, что сможет заправиться. Хромая, бросился к грубо сколоченной деревянной будке и потребовал полный бак. Сдачи дожидаться не стал.
После проделанных телодвижений чуть-чуть полегчало. Ненадолго, конечно, и вскоре Рахат опять клевал носом. Он задерживал дыхание, сколько мог, стараясь не вздыхать по три километра, напрягал мышцы, пел, мычал, бил себя по щекам, но серая пелена и ровный, убаюкивающий, прибойный гул в ушах становились все сильнее и все прочнее отделяли его от реальности.
Время от времени он давил рычаг омывателя, тот выбрасывал узкую струйку воды на покрытое пылью лобовое, после чего Рахат торопливо, пока дворники не успели размазать получившуюся грязь, мочил пальцы и обтирал лицо. Когда вода в омывателе кончилась, лицо покрывала грязевая маска толщиной в сантиметр. Стекло теперь приходилось протирать вручную. Было жарко, в салоне все густо покрыла желтая пыль.
Сон обнимал его мягкими лапами, с каждой секундой обволакивая все плотнее. Рахат сопротивлялся из последних сил, стараясь думать о жизнеутверждающих, ярких, бодрящих моментах: вот его личный счет достигает трехзначной цифры, он получает повышение и берет в жены Кармель. Не помогло. Тогда он вообразил, как умопомрачительно провел бы с ней брачную ночь. Рахат представлял самые невообразимые непристойности, но с удивлением понял, что сейчас Кармель ему абсолютно безразлична. Хорошо, захотелось в туалет — и вместо того, чтобы сходить в подгузник, Рахат решил терпеть. Так точно не заснет!
Вскоре желание отлить превзошло все остальное — Рахат скрипел зубами, обливался горячим потом, но терпел, терпел, ибо только так можно было…
Об обратной дороге старался не думать — уже не раз упрекнул себя, что никого не взял — стоило приобрести две машины, во вторую усадить несколько человек и ехать, сменяя друг друга. Недодумал, недоработал, не хватило опыта, за что и страдает: хотел сэкономить время, а теперь выжимает последние капли силы, как лентяй зубную пасту из пересохшего тюбика.
Шорох дороги, стук камешков о днище, свист ветра — все слилось в плотный, ровный, как степной горизонт, гул. Ярким оставалось только одно. Его хватило еще на полсотни километров, после чего он все-таки облегчился. Сон стоял настороже и немедленно обнял, сковывая тело, наливая веки свинцом.
«Несерьезно работаем, — вяло думал Рахат. — Не спасательная служба, а группа бойскаутов. Бегаем по болотам в сапогах».
Он словно погружался в глубокий омут, а подступающий сон кружил вокруг, как сытая, довольная рыба. Машину занесло на крутом повороте, вялыми, непослушными руками Рахат едва удержал руль — это вспугнуло проклятую рыбу, махнув широким мягким плавником, она отплыла и снова, кружа, стала скрадывать жертву.
«Я же спасаю людей. Спасаю их жизни. Самое лучшее, что может делать человек. На кону сейчас еще одна жизнь. Не деньги, не свидание, не какой-то пустяк — жизнь. Или две жизни — считая мою. Неужели засну? Или придется останавливаться для передышки?»
Рахат знал, только он себе позволит — сразу отрубится. Даже на долю секунды раньше. Соскользнет в черный омут — вот он, под ногами, стоит только расслабиться… А может, так и сделать? Ведь подсчитано: есть запасные четыре часа, так, может, пустить их на сон? Он успеет, обязательно успеет. Зачерпнет время из туго надутой подушки безопасности. Ну и что, если мозг сохранится не на пятьдесят три процента, а на пятьдесят? Зато так безопасно для него, а значит — для клиента.
«Я спасаю жизни, — продолжал он бороться с собой. — Жизни! Самое дорогое. Неужели засну?»
Сберегая последние капли энергии, он старался исключить любое лишнее движение: на поворотах сбрасывал скорость, не переключая передачу, чтобы лишний раз не ворочать тяжелым рычагом, руль поворачивал плавно, скупо, так, чтобы только хватило удержаться на дороге.
Воды омута то смыкались над головой, то нехотя выпускали обратно — с каждым разом на меньшее время. Даже думать он мог с трудом, каждая мысль — как тяжелая каменная глыба, врытая в илистое дно. Ее нужно выкорчевать, и тогда она неведомым образом поднималась к поверхности, вытаскивая и его. Но глыб мало: думать не о чем, кругом — темная теплая вода. В которой во что бы то ни стало нужно находить новые мысли.
— А спасал бы я жизни, если бы это не было моей работой? — прошептал Рахат. Он сознавал, что бредит, но нужно было думать хоть о чем-то, не прерывать мысль, выкорчевывать неподъемную каменюгу.
«Не спасал бы, и даже не помышлял об этом, — признался себе. — Значит, все, что делаю, гроша ломаного не стоит. Нет никакой особой цели. Наплевать мне на их жизни. Можно остановиться и поспать».
В этот миг Рахат понял, что-то не так. Что-то беспокоило, какая-то угроза, надвигающаяся беда. Он встряхнулся и разомкнул глаза. Чтобы увидеть, как впереди исчезла привычная желтая лента — проспал поворот. Очнувшийся от сна мозг торопливо подавал необходимые сигналы, но мягкое, непослушное тело служило отвратительным проводником: в страхе Рахат чувствовал, как медленно бессильная нога давит на тормоз, как безвольные руки едва крутят руль. Но обошлось: машина замерла на обочине. Все вокруг заволокло пыльными клубами. Рахат со стоном вывалился из салона: затекшие ноги не держали. Щедро рассыпая пригоршни потерянных минут, он медленно пополз на четвереньках вокруг машины.
Это помогло одолеть еще полсотни километров.
Начались галлюцинации: казалось, по сторонам не лес, а пустыня, сплошь застроенная напоминающими Тадж-Махал дворцами, но когда он с трудом поворачивал голову, мираж все-таки превращался в деревья. По дороге проносились серебристо-синие полицейские машины, попадались какие-то старинные, вычурные повозки, с деревянной телеги приветственно махнул бородатый мужик в меховой остроконечной шапке…
Его покинули последние силы: чтобы перевести взгляд от дороги на спидометр, потребовалось такое огромное усилие, что едва не брякнулся в обморок. Успел вяло удивиться, как же он устал: последней пушинкой, что сломит спину верблюда, может стать едва заметное движение глазных яблок!