На экранчике выскочило окошко победного красного цвета. Вызов, координаты, предположительное время смерти…
«Наконец-то кто-то умер», — думал он уже на бегу.
Слетев по узкой лестнице, Рахат выскочил во двор и прыгнул на скутер. Левой рукой он судорожно пытался попасть ключом в щель стартера, правой набирал номер гостиницы, где только что умер, подавившись таблеткой, Геннадий Садовский, командировочный из Москвы.
— Центр Крионирования. У вас зарегистрирован гражданин России Садовский? Он только что умер. Я не… вас должны были предупредить, наши клиенты всегда сообщают. Да, срочно проверьте. Скорее всего, у себя в номере. Наш представитель будет у вас через… в течение часа. Если есть лед, обложите им тело. Достаньте из холодильника! Ну и что! Кубиками, значит, обсыпьте! Из всех холодильников. Быстрее!
— Это Рахат. У нас труп, диктую координаты. Машина на выезд. И быстрее! Жду вас через двадцать минут.
— Нужен самолет до аэропорта, срочно. Как нет? Кто? Какой еще депутат из областного? Какая рыбалка? Пусть возвращает срочно! Кто выпустил? Я сообщу руководству! Сколько ждать? Черт. Кто-нибудь летит в скором времени до Астаны?
— Здравствуйте. Это из Центра Крионирования. Нужен один билет до Москвы. И багаж.
— Казахстанское отделение, Рахат Селикбаев. У нас клиент, в двадцать десять буду в Москве, в Шереметьево, встречайте.
Скутер взревел и прыгнул в степь.
К маленькому аэродрому они прибыли одновременно — машина с клиентом и Рахат. Вот только, ввиду вопиющего нарушения всех и всяческих правил, не было на аэродроме маленького кукурузника, принадлежащего Центру. Расслабились! Полетят сегодня головы… но не его, не Рахата!
— Это частный рейс, — сочувственно сказал толстый коротышка в квадратных очках. От него зависело многое — и он словно бы стеснялся отказывать. Но отказывал.
— Понимаете… человек умирает… это же не…
— Это частный рейс, — повторил коротышка и развел пухленькими ручками. — Наши клиенты не согласятся. Свадьба у них, прилетали на озера. Как вы себе представляете?
— Но ведь человек умирает! — настаивал Рахат.
— Он уже умер, — грустно изрек коротышка.
— Он умрет, если мы не доставим его сегодня в Москву.
— У людей свадьба, — мягко напомнил очкастый.
— Он умрет!
— Он уже умер, молодой человек!
— Можно мне поговорить с вашими клиентами, попробовать их убедить?
— Не стоит, право… у них свадьба, это — очень большие люди из Астаны. У меня будут проблемы…
— Вы не понимаете? У нас человек! Это вопрос жизни и смерти! Руководство моей компании — тоже большие люди, к тому же не из Астаны, а из Москвы. Думаете, чьи люди больше?
— Но…
— С дороги!
— У людей свадьба! — причитал коротышка, едва поспевая за Рахатом. — Вы понимаете? Свадьба! А у вас — труп!
— Контейнер! — возражал на бегу Рахат. — Вы не говорите, что в нем — наш клиент. Скажите, например, что это какая-то деталь для самолета или эксклюзивная мебель для директора аэропорта Астаны.
— Шкаф? А почему его привезли на «Скорой» с мигалками? — спросил Арман, брат жениха.
— Знакомый помог, сейчас трудно машину найти. Он в «Скорой» работает, — объяснил Рахат. — Подкинул вот…
— На цинку похоже, — недоверчиво заметил Куткен, свидетель.
— Да шкаф там! Из красного дерева…
— Ну, в любом случае у нас нет места, — сказал Арман. — Подарки везем.
— Подарки мы вам доставим следующим самолетом. Понимаете, произошла случайность… один чиновник…
— Нам это неинтересно, — сказал свидетель. — Вы понимаете, о чем просите, вообще? Плевать нам на шкаф из красного дерева.
— Но ведь это шкаф директора аэропорта…
— Хоть папы римского.
— Погоди-ка, — сказал Арман. Он достал телефон.
— Кобыланды? Привет. Это Арман. Да, спасибо. Я по вопросу. Насчет твоего шкафа из красного дерева…
— Что там у тебя? — гневно спрашивал свидетель. — Что?
— Там человек… он умирает.
— Умирает? Или умер?
— Есть шанс… я — представитель Центра Крионики…
— А, морозяки! — нехорошо засмеялся Арман. — Вы издеваетесь, да? Вы нам на свадьбу труп притащили? Вы хотите, чтобы труп летел с нами?
— Он же испортится, — упавшим голосом сказал Рахат.
— Это же не пельмени! — заорал Куткен. — Это труп! Труп! Пошел вон!
— Разрешите хотя бы мне полететь, — взмолился Рахат. — Мне одному! Я должен сообщить компании о потере клиента лично…
По щекам его потекли слезы отчаяния.
— Нет! — отрезал свидетель.
— Да пускай летит, — сказал Арман. — Только чтобы никому не говорил, о чем ты сейчас нас просил. Понял?
И он громко расхохотался.
— Понял!
— Вылет через полчаса.
— Через пять часов в результате необратимых повреждений головного мозга личность будет утрачена более чем на пятьдесят процентов, — напомнил медик.
Рахат кивнул.
Он знал, самый большой страх клиента — страх «проснуться» после заморозки другим. Повреждения мозга, полученные в результате неизбежной при заморозке кристаллизации, восстанавливаются, как и все прочие повреждения. Если только их сумма не превысит некую критическую массу. Если это случается, человек не только теряет память, после восстановления разные отделы его мозга начинают работать по-другому. А клиент хочет оставаться собой. Он не хочет дарить жизнь той личности, что вселится в тело после него. Он хочет жить сам, именно тем, кем себя ощущал до смерти. Он требует, чтобы после разморозки сохранялось не меньше пятидесяти процентов его личности. Он хочет остаться собой хотя бы наполовину. Не меньше чем наполовину! В противном случае компания лишается огромных выплат за несоблюдение условий заморозки. Она получает крохи, которые едва покрывают связанные с доставкой и крионированием клиента расходы.
Человек, решивший стать клиентом Центра, должен быть состоятельным человеком. Таким, кто никогда не умрет от инфаркта где-нибудь в захолустной гостинице. Таким, которого легко транспортировать. Такой человек вполне может позволить себе клонированное или искусственное сердце. Среди клиентов Центра Крионирования почти все — неизлечимо больные, но почти нет сердечников. Сердце — редкая причина смерти среди людей, могущих позволить себе услуги Центра. Обычно клиент сам приходит в Центр по настоянию врача, когда болезнь начинает брать свое, когда с уверенностью можно сказать, когда он умрет. Кривая Сергеева-Левина ему в помощь — график будущих достижений медицины, где указаны неизлечимые болезни и предполагаемые даты побед над ними. Умирая, клиент знает предполагаемую дату разморозки. График Сергеева-Левина до сих пор ошибался редко и незначительно — плюс-минус два года. Знал он и время, когда медицина научится размораживать людей. Случалось и так, что вылечить клиента уже могли, а разморозить — нет.
Садовский не был состоятельным клиентом.
Еще до первого инфаркта он застраховал свою жизнь на большую сумму — достаточную, чтобы оплатить заморозку. Получателем выплат выступал Центр Крионирования. Этот случай породил множество споров — жульничество или нет? С одной стороны — факт смерти, что будет зафиксировано в присутствии представителя страховой компании, с другой — право на разморозку и новую жизнь. Но пока что закон считал крионированных людей — мертвыми, так что страховщикам не подкопаться.
Клиент восхищал Рахата. Он отчаянно боролся за жизнь — обладая неважным здоровьем и такими же неважными финансовыми возможностями, пустился на хитрость. Он подавился таблеткой, когда пытался пережить инфаркт, но даже тогда не сдался! Клиент что надо. С него стоило брать пример, бороться так же отчаянно.