— А в чем непростота? — с любопытством спросил Рахат.
— Клиент очень далеко. Мы к таким не привыкли, — сказал Виниченко.
— Далеко — где?
— Там, — сказал Виниченко и поднял вверх палец. — Или там, — добавил он и опустил палец вниз.
— В космосе, что ли? — пошутил Рахат.
— Точно. Все в панике — клиент виайпи, какой-то член академий. Радиацию изучает.
— Что с ним?
— Инсульт. Самый обыкновенный инсульт. Там еще были какие-то сложности, но это неважно. Важно, что полет продлится еще семь дней. Ты же работал с кривой Сергеева-Левина? Нам нужен аналитик.
— Работал. Но ведь…
— Все в отпуске, — сказал Виниченко и отвел глаза. — Остался только ты. И от тебя нужен комплекс мер, чтобы через семь дней мы успешно крионировали клиента.
Рахат удивился. Как же так — головной офис, и не знают, что делать с «трудным» клиентом…
Лифт застыл, мелодично звякнуло перед открытием дверей. И прозвучавший сигнал помог Рахату понять, что происходит. «Виайпи, — будто кто-то шепнул ему. — Никто не хочет ответственности». Ее решили свалить на него — чужого здесь человека.
— У тебя — прекрасная возможность. Обычно клиент приезжает сам или его привозят, и мы кладем его в стационар, проблем с доставкой практически не было. Неплохой шанс проявить себя, — попытался приободрить его Виниченко, но этого уже не требовалось. Голова была ясной, как тот стакан с ледяной водой. Ярко горели цифры на воображаемом табло — 37:0. Судя по всему, впереди ждала очередная битва. Каких он выиграл уже немало. Только обстановка непривычная: вместо пыльной сельвы или заснеженных вершин — просторные кабинеты головного офиса компании «Норд».
Они долго шагали по длинному коридору — нужный кабинет оказался в самом дальнем его конце. Массивная дверь с табличкой «К. Митякис» не распахнулась услужливо, как здесь было принято — Виниченко даже пришлось навалиться плечом.
Внутри было людно — человек десять. Все с любопытством уставились на Рахата.
— Это тот самый? — спросил похожий на грека курчавый черноволосый коротышка с мясистым носом.
Виниченко кивнул.
— Садись, — резко сказал коротышка, указывая на свободный стул за широким столом. — И слушай условия задачи. В космосе шестнадцать минут назад скончался Григорий Хорошев, ученый и лауреат, почетный член и прочая. Астронавтов заберут с орбиты через семь дней. Требуется план действий и контроль над их осуществлением. Ни малейшей ошибки — в случае провала нас ждет шумиха и такой удар по репутации, что полетят головы, гораздо более ценные, чем твоя. Действуй. Все данные перед тобой. — С этими словами он указал на экран. — Твоя задача — определить порядок действий и проинструктировать других астронавтов. Обеспечить встречу и сопровождение тела клиента. Ежедневные отчеты — мне по почте. Сейчас скинь данные, возвращайся к себе и работай.
— Можно уточнить, — сказал Рахат, — какие условия хранения тела в данный момент на корабле?
— Все детали в отчетах. Изучи их — вопросов убавится.
— Извините…
Черноволосый указал на дверь. Остальные молчали.
Сопровождаемый взглядами, Рахат вышел.
Черноволосому он явно не понравился, интересно, почему? Кажется, он — большой начальник. Нехорошо для карьеры…
В течение получаса Рахат изучил все предоставленные данные, но вопросов не убавилось. Данные были какие-то… размазанные. Указано название корабля, но без характеристик и прочей нужной для анализа информации. Отсутствовали сведения о точном времени и месте приземления. Характер миссии. Список членов экипажа.
Не информация, а… Общие бесполезные сведения.
Рахат сидел с открытым ртом.
«Да они здесь совсем работать не умеют, — удивленно думал он. — Бессмыслица какая-то. Это же головной офис!»
Он немедленно составил запрос, где указал, какая информация ему необходима, и озадаченно замер. Черноволосый даже адрес своей почты не указал.
А время шло. Умерший мозг астронавта Григория Хорошева, специалиста по реликтовому и еще какому-то излучению, «портился» с каждой секундой. С каждой секундой уменьшались шансы на восстановление именно той личности, которой клиент являлся до смерти. И после того, как он не сможет остаться собой хотя бы наполовину, его, Рахата, личный счет изменится. Счет станет не таким красивым, как сейчас: 37:1. Хотя это будет по-прежнему превосходный счет. Но стоит разменять крупную купюру, как в карманах уже кончается последняя мелочь.
А он даже не может воспользоваться диаграммой Алехина, чтобы узнать, как скоро «испортится» мозг, не зная, какие данные вводить — ни условий хранения тела, ни характеристик корабля. Короткое «инсульт» совершенно неинформативно. Кто ставил диагноз? Какова квалификация ставившего? Какие предшествующие симптомы?
Рахат тупо смотрел на экран и не знал, что делать.
Создавалось впечатление, что черноволосый не заинтересован в спасении клиента.
«Наверное, лет десять назад он был таким же, как Олжас, — мелькнула мысль. — Штаны просиживал. Работал головой».
Не было времени философствовать. Рахат вышел из кабинета и, ускоряя шаг, направился к лифту. Но знакомый кабинет с тяжелой дверью был закрыт.
Рахат навалился на дверь соседнего. За широким столом сидел худой, но розовощекий мужчина с тоскливыми глазами кабинетной крысы.
— Вам кого? — спросил он Рахата.
— Извините… в соседнем кабинете никого нет, а мне…
— Вам кого? — повторила «кабинетная крыса».
— Меня зовут Рахат. Я спасатель. Временно здесь. Только что в космосе умер наш клиент…
— Знаю, — отмахнулась «крыса». — Руководство осуществляет Митякис, и вас…
— Его нет! А данные, которые…
— Молодой человек. Я вам помочь не могу. Митякис минуту назад выехал на объект.
— Но… клиент… данные…
— Молодой человек. Вы спасатель?
— Да, но…
— Так и спасайте.
— Но данные…
— Вас что, в айноу забанили? — спросила «крыса». Глаза смотрели с тоскливой злобой. — Всего доброго.
Рахат понесся к себе. Его не отпускало чувство, что он — герой собственного ночного кошмара.
Вместо сухой, сжатой и подробной информации, которую он был должен получить от тех, кто занимается ее сбором, он искал ее сам. В айноу, гугле и эйке, продираясь через рекламные дебри сеошного мусора.
Через десять минут все же смог собрать, отжать и проанализировать тонны словесной шелухи. Кошмар продолжался: астронавты должны приземлиться через семь дней на спускаемой капсуле. И если в космосе еще можно сохранять тело и мозг, то при спуске… Понятно, какие в капсуле будут условия хранения. Мало того — место приземления лишь «предполагаемое». Где-то в степях родного Казахстана.
«Откуда такое средневековье?» — недоумевал Рахат. Зачем он полетел на эту нелепую Станцию, откуда есть возможность выбраться только на «Аресах»? И почему его угораздило полететь на «Союзе»?
Радовало только то, что посмертный диагноз Хорошеву ставил действительно неплохой врач.
Рахат уточнил кое-какие подробности: цель полета — свертывание Станции и ручной запуск зонда; температуру в капсуле при спуске — чересчур высокую, и время, через которое космонавтов обычно подбирают на Земле, — весьма немалое. Вбил эти и другие скудные данные (как то: время смерти) в программу. Результат: от двадцати четырех до тридцати восьми. Клиент «испортится» так сильно, что после восстановления себя даже не вспомнит. Полный и окончательный провал.
Надежда оставалась только на изученную недавно «К-прогноз».
Тщетная надежда.
«К-прогноз» не смогла выдать какие-либо данные по будущему развитию крионики. Она не знала, смогут ли крионисты улучшить показатели восстановления в течение ближайших десяти лет. Ей вообще было неизвестно будущее крионики.
— Сырье! — воскликнул Рахат. — Баг на баге! Что ты вообще знаешь?