- А нельзя ли поинтересоваться, зачем они вам? - церемонность собеседника напоминает обходительность потомственного шахтера, выряженного в золотую ливрею.
- Расследую дело о криминальных абортах, - меня очень трудно застать врасплох.
Графин с водой на столе главврача вздрогнул и мелко задрожал. Где-то был толчок.
- Сейчас не совсем удачное время, - вздохнул хозяин боязливого графина, - завтра мы эвакуируемся.
- Наше правосудие на землетрясения не обращает внимание, - гордо сказал я. - Меня в ваш кабинет провела Елизавета, медсестра. Очень расторопная девушка. Пусть она мне все покажет.
- Пусть, - собеседник понимающе улыбнулся. - Она здесь работает по зову души. На полставки. А каждый день после работы ее встречает жених - крупный бизнесмен.
- Каждый день? - удивляюсь я. - Тогда обязательно проверю и его на причастность к криминальным абортам.
Выхожу в коридор и по телефону уточняю инструкции: за главным врачом нужно установить слежку, а его телефоны - на прослушку. Ищу Елизавету и быстро нахожу: она выслушивает комплименты от какого-то врача в белом халате. Теперь я понимаю, что такое 'зов души'.
Беру девушку под руку и мы идем в отдел кадров. Говорить о делах с крошкой не хочется, но все-таки спрашиваю:
- У вас есть тут местные ветераны борьбы за здоровых младенцев? Те, кто принял их уже столько, что хватило бы укомплектовать целый полк?
- Местные? - крошка непонимающе вскидывает темные брови, что делает ее похожей на Джульетту, обнаружившую смерть Ромео (очень удобный момент для улаживания личных дел любого мужчины - Ромео уже нет, а Джульетта еще есть). - У нас работает Олег Павлович, ему почти семьдесят, но сюда он пришел лишь лет десять назад. А еще есть Ирина Викторовна, сестра-хозяйка, мы недавно отмечали ее юбилей - четверть века в нашем роддоме!
Я испытываю непреодолимое желание тоже поздравить Ирину Викторовну с таким праздником. Отправляю крошку в отдел кадров, чтобы она составила список всех сотрудников с указанием года рождения, должности и времени работы здесь, а сам иду к сестре-хозяйке.
Толкаю старинную, обшитую черным дермантином дверь, и оказываюсь... как бы это назвать?... перед лицом явного нарушения физических законов, которые гласят, что в собачью конуру нельзя поместить белье и одеяла для всей больницы, и сделать это так, чтобы там осталось место еще для стола и двух стульев. В этой самой конуре при скудном свете настольной лампы, подаренной Лениным своей жене на первую годовщину совместной жизни, сидит старушка. Если бы мне кто-нибудь сказал, что она продавала билеты на последний спектакль Столыпина, то я бы нисколько не удивился. Ирина Викторовна наверняка застала в живых царя, его дядей, отца и даже прадедушек.
Ее шея не поворачивается и сестра-хозяйка вынуждена двигать стул, чтобы узнать, кто к ней пришел. Стул скрипит, но поддается. Он потерял ножку при бомбежке гитлеровской авиацией, но она была заменена алюминиевой трубкой с 'кукурузника'.
- Э... кто вы? - вопрошает старушка бодрым голосом глубоководной рыбы (да-да, я знаю, что рыбы не разговаривают).
Мои уши работают на полную мощность и, кажется, шевелятся.
- Я из милиции! - ору как можно громче. - Из милиции!
- Не надо кричать, - строго говорит старушка. - Я тогда вообще ничего не слышу.
- А как надо? - интересуюсь тоном пониже. Я, не пасующий ни перед чем, впервые готов отказаться от допроса свидетеля!
- Говорите нормально и помогайте себе жестами, - следует то ли ответ, то ли продолжение предыдущей фразы. - Мой левый глаз еще неплохо видит. Присаживайтесь!
Я смотрю на второй стул. Охренеть! На нем сидел еще Наполеон, потому что этот стул - единственный, который сохранился после пожара в Москве. Он обгорел совсем чуть-чуть.
- Спасибо, постою, - я скромный человек и никогда бы не воспользовался сидением императора Франции.
- Э... а кто вы? - некоторые вопросы ставят меня в тупик, но я беру себя в руки.
- Я из милиции. Понимаете? ЧК, ГПУ, КГБ, ФСБ...
- А, ГПУ, - взволнованно говорит старушка. - Вы недавно забрали моего соседа! Что с ним?
- Расстреляли, - отвечаю, помогая себя жестами. - Он рыл подкоп в Китай вдоль Кремлевской стены.
- Э, тогда поделом, - Ирина Викторовна успокаивается и роняет монокль на кипу желтой бумаги. - Но я его совсем не знаю!
- Я по другому вопросу, - решаю, что попытка не пытка. - Двадцать лет назад здесь было совершено убийство женщины. Вам что-нибудь известно?
- Может быть убийца - дворецкий? - предполагает старушка.
Я горжусь своими профессиональными навыками и только вера в них не позволяет мне прекратить допрос.
- Здесь, - показываю рукой на пол, - женщину, - показываю округлости на груди, - застрелили, - прикладываю пальцы и виску и делаю 'пиф-паф'.
- Э, - догадывается старушка, - так это было еще при Илье Петровиче. Он был в курсе, но ничего никому не рассказывал!
- При каком Илье Петровиче? - спрашиваю я без особой надежды на успех.
- Которого сменил Олег Аркадьевич, но скоропостижно умер, его место занял Борис Иванович, но тоже недолго продержался...
В течение пары минут следует перечисление ничего не говорящих мне имен, и я терпеливо жду, чтобы не сбить собеседницу с канвы повествования.
- Что за Илья Петрович? - наконец осведомляюсь я, не представляя себе, как этот вопрос показать жестами.
Но старушка реагирует бодро:
- Главный врач. Он пошел на повышение в горздравотдел.
Своему успеху я радуюсь как ребенок.
- А где он жил, знаете? - спрашиваю для проформы.
- Рашмановский три квартира четыре, - тут же отвечает Ирина Викторовна.
Моей радости нет предела.
- Спасибо! - говорю и уже собираюсь покинуть гостеприимную конуру, как старушка останавливает меня.
- Э, подождите! Если вы встретите Илью Петровича, то передайте ему, чтобы он вернул простыню и две наволочки, которые брал в день траура по Брежневу. У меня до сих пор эта недостача!
Мои слова иссякают, и я больше ничего не говорю. Иду по белому коридору, чтобы встретиться с Елизаветой и похвалить ее за уже почти ненужные труды, но внезапно сотовый стучится в грудь. Достаю телефон из-за пазухи, подношу к уху и информация льется рекой.
- Главный врач связался со своим Претендентом и сообщил о твоем приходе, - докладывает оператор. - Мы проследили звонок и даже записали разговор. Претендент живет на Воробьевых горах, в пентхаусе.
Что ж, старичок Илья Петрович может подождать. Претендент - прежде всего.
Миша по-прежнему сидит в засаде, и я по телефону формирую группу захвата. Обычно когда нападаю на горячий след, дамочки выветриваются из моей головы, но Елизавета держится крепко, чтобы ее выдуть, требуется ураган. Я вынужден забежать в отдел кадров, чтобы узнать номер телефона крошки, имя ее электронного ящика и название фитнесс-клуба, который она посещает. Если ничего не изменится в лучшую сторону, то от фитнесс-клуба действительно останется лишь название, но я сохраняю оптимистичный настрой. Моя записная книжка уже распухла от женских имен, которые забывались благодаря другим женским именам... хотя кажется, что Лизе это не грозит.
Дом Претендента - округлое бело-желто-красное здание этажей в пятнадцать. Одновременно со мной к объекту подъезжают еще две наших машины. Мы блокируем лифты, я оставляю одного Хранителя внизу и с четырьмя помощниками поднимаюсь пешком на верхний этаж. Наш клиент - сибарит. Подъезд украшен коврами, на подоконниках растут бегонии, представляю что творится в пентхаусе. Буду разочарован, если там не окажется бананового дерева.
Моя голова от ходьбы по лестнице слегка проясняется и в ней возникает один любопытный вопрос. Получается, что Влад, посоветовав искать в роддоме, фактически сдал нам этого Претендента. Бывший Хранитель наверняка побывал здесь и поговорил с главным врачом. Почему же Влад сам не прикончил конкурента, а вызвал нас? Вот что интересно.