Его звали Парнелл, и он, несмотря на лишения, продолжал влачить свое существование.
Солнце быстро спускалось к горизонту. Он решил отправиться домой, не дожидаясь полной темноты. Поворачивая голову, Парнелл вдруг уловил краем глаза тусклый металлический блеск. Он пригнулся к куче щебня и высвободил из-под мелких камней молот. Старик взвесил его в руках и для пробы взмахнул им пару раз, оценивая находку. Очень скоро ему пришлось опустить кувалду на землю руки начали дрожать от непривычного напряжения. Но это было не важно: Парнелл знал, что со временем найденный инструмент поможет ему осуществить мечту, которую он вынашивал уже целых три недели. Старик осторожно привязал молот к поясу и торопливо зашагал домой.
Когда темнота стала почти полной, он добрался до каменного коттеджа, огороженного густыми джунглями неухоженного сада. Войдя в гостиную, он зажег несколько чадивших свечей. Болезненно дрожащий тусклый свет заполнил помещение. Парнелл запер дверь на замок и засов и, обеспечив таким образом безопасность, уселся наконец перед фортепьяно, чей корпус был основательно источен шашелем. Вздохнув, он опустил пальцы на пожелтевшие, потрескавшиеся клавиши, и, когда зазвучали тусклые, ломающиеся звуки, на него накатила привычная печаль. Наверняка в свои лучшие дни это фортепьяно верно служило своему хозяину. Но время не пощадило его. Так что даже если бы Парнелл не опасался привлечь внимание бродяг, шнырявших в темноте снаружи, игра на таком инструменте принесла бы ему больше огорчения, чем удовольствия.
Когда-то музыка царила в его жизни. А теперь он только и делал, что унимал голодное урчание в пустом желудке. Вспомнив о главном событии дня, он взглянул на молот, найденный им среди щебня. Но надежды и сладкие грезы могут подождать. Парнелл должен освежевать убитых крыс. Завтра ему предстоит пойти к Барыжнице.
Барыжница и ее супруг жили в старом трамвайном парке среди сотен одряхлевших вагонов. Почему они избрали для себя такое место? Это оставалось загадкой для всех, кто пользовался их услугами. Однако Барыжница именно здесь открыла свой магазин. Прилавок торговки располагался в единственном трамвае, оставшемся стоять на рельсах в нескольких метрах от ворот. Его краска облупилась, но на боках все еще можно было прочесть умилительные рекламные объявления минувшего века. И если снаружи трамвай предлагал забытые товары и продукты, то внутри Барыжница торговала всяким хламом, ставшим роскошью для умирающего мира. Ассортимент, разложенный на деревянных сиденьях или подвешенный к поручням под потолком, состоял из консервов в банках с колечками для открывания, самодельных сальных свечей, подозрительных на вид и выращенных неизвестно где овощей, потемневших тушек крыс, котов, собак и кроликов, пластиковых ложек, бутылок и плащей из крысиной кожи. Также здесь присутствовали различные предметы, найденные в развалинах давно разграбленных домов и магазинов.
Барыжница, пожилая чернокожая женщина с безобразным телом и отвратительным лицом, издала довольное гоготанье, увидев Парнелла, бредущего к ее трамваю сквозь серебристый туман морозного утра. Она пережила годы кризиса лучше многих мужчин. Потирая руки с сухим шелестом, она приветствовала Парнелла косым взглядом тусклых водянистых глаз.
— У меня есть две свежие крысы, я убил их вчера, — произнес он без колебаний.
— Я дам тебе за них очень хороший товар, мистер Пианист, — сказала Барыжница.
— Тогда это будет первый такой случай за время нашего знакомства. Что ты предлагаешь?
— Настоящее алмазное кольцо! Двадцать четыре карата в золотой оправе. Смотри!
Она показала ему драгоценный камень. Парнелл даже не удосужился улыбнуться в ответ на ее шутку.
— Вечно ты со своими насмешками. Лучше дай мне еды.
Она ощерилась в беззубой ухмылке и предложила ему две морковины и кочан капусты. Кивнув, он отдал ей освежеванные тушки, уложил провиант в сумку и повернулся, чтобы уйти. Но Барыжница, увидев кувалду на его боку, остановила Парнелла криком: