Смущенная Энн сидела на раме и помалкивала.
— Шулера гребаные! — кричала Глория, — Мухлевщики!
Кромер схватил ее за руки:
— Полегче, девочка, полегче! У тебя, наверное, виртуальный психоз.
— Хватит мне мозги пачкать, ты, козел!
Глория вырвалась и кинулась в зрительный зал. Там сидел мистер Уоррен, смотрел на нее и держал шляпу на коленях. Я побежал за Глорией, окликнул ее, но она бросила "отстань!" и повернулась к мистеру Уоррену.
— Вы же видели? Правда? Видели?
— Виноват? — промямлил мистер Уоррен.
— Вы должны были видеть! Что она совсем не шевелится. Мистер Уоррен, ну давайте, скажите этим кидалам, что видели! Если скажете, я с вами пойду, честное слово!
— Виноват, милочка, но я смотрел на вас.
Кромер отшвырнул меня с дороги и облапил Глорию сзади.
— Девочка, уймись, по-хорошему прошу. Это галлюцинации. Ты виртуально-ненормальная. Мы ведь сразу заметили, что у тебя чердак малость набекрень. — Он говорил тихо, но твердо. — Еще раз сорвешься, и мы тебя выкинем, понятно? Ну все. Успокойся и поди поспи. Надо отдохнуть.
— Сволочь, — сказала Глория.
— Я, конечно, сволочь, зато ты уже глюки ловишь.
Он крепко держал Глорию за запястье, она дернулась раза два и обмякла.
Мистер Уоррен встал и надел шляпу.
До завтра, милочка. И не волнуйтесь вы так. Я болею за вас.
Он вышел. Глория на него даже не взглянула.
Кромер отвел ее к раскладушке, и тут мне вдруг стало не до них. Почему не слышно Боюся? Может, потому, что публика почти вся разошлась? Было б сейчас народу побольше, он бы соловьем разливался, старался внушить, что мы опять разыграли дармовое представление.
Тут я огляделся и понял, что двоих не хватает. Боюся и Лэйн.
Я нашел Эда и спросил:
— А что, Лэйн слетела?
— Нет, — ответил он.
— А ты не можешь как-нибудь узнать, Энн — подсадка или честно играет? — спросил я мистера Апчхи.
— Я бы вам с Глорией охотно помог, но, к сожалению, не знаю, как это сделать, — сказал он. — Я не могу побывать у Энн. Надо, чтобы она у меня побывала. А у меня никто не бывает, кроме тебя. — Он подпрыгнул и быстро двинулся взад-вперед на всех пяти картинках. — Я был бы очень рад познакомиться с Глорией и Лэйн.
— Давай не будем про Лэйн, — попросил я.
В перерыве я не увидел Боюся. Он торчал снаружи — с зеваками болтал, не в микрофон, а с глазу на глаз. А они его хвалили, благодарили, руку пожимали — как будто это не мы, а он в скафандре парился.
Нас, марафонцев, осталось всего восемь. В том числе и Лэйн, но она меня больше не интересовала.
К раскладушке я даже не подходил. Все равно бы не уснул — просто лежал бы и думал. Я отправился в ванную — ополоснуться прямо в скафандре, который мне давно осточертел, и это еще мягко сказано. Я ведь его с начала марафона не снимал.
В ванной я глянул в крошечное оконце, за ним уже серел рассвет. Я подумал, что пять дней кряду не выходил из этого дома. Не выходил, даже когда на Марс попадал или еще куда-нибудь.
Когда вернулся, Глория спала, и я вдруг неожиданно подумал, что могу победить. Может, я незаметно для себя понял, что Глории уже не выиграть, вот и пришла такая мысль — самому победить?
Обнаружил я это не сразу, потому что сначала побывал в других местах. Мистер Апчхи взял с меня обещание, бывая у него, всегда рассказывать что-нибудь новенькое, и теперь я в каждом сеансе выдвигал несколько ящиков.
Я попал в игру с танками — скучища жуткая. Потом набрел на местечко под названием "Музей американской истории в крови и воске" и там спас от пули президента Линкольна. Еще я раза два пытался спасти президента Кеннеди, а потом бросил это занятие. Когда удавалось сорвать покушение, Кеннеди приканчивали каким-нибудь другим способом. Уж не знаю, в чем тут дело. Короче, я решил рассказать об этом и еще кой о чем мистеру Апчхи, залез в его ящик, дотронулся до нужных цифр. И увидел не пять привычных картинок, а их кусочки, тонкие белые полоски по краю черного пятна.
— Мистер Апчхи?
Ответа не было.
Я выскочил и вошел по новой — все то же самое. Рамка из белых кусочков то сужалась, то расширялась, как будто мистер Апчхи пытался двигаться и говорить.
Щеки горели, из глаз ручьями текли слезы. Я сорвал с головы шлем. Впрочем, я уже имел право его снять — наступил перерыв.
Прямо перед собой я увидел Боюся. Он стоял ко мне спиной и развлекал публику. Я встал и пошел к нему, даже не отцепив проводов. Несколько штук порвалось, но мне было наплевать.
Я схватил Боюся за шкирятник. А он не такой уж и мощный, этот скэйпер. Не то что его голос. Я повалил Боюся на пол.
— Ты его убил! — Я изо всех сил врезал ему в пятак. А добавить не успел — подскочили Кромер с Джильмартином, схватили за руки. Пока они меня оттаскивали, я пинал воздух и орал: — Ты его убил! Ты его убил!
Боюсь глядел на меня, лыбился и вытирал окровавленную пасть.
— Да что ты, малыш? Не убивал я твоего снеговика. Он сам осыпался.
— Врешь, гад!
— До чего ж ты нас достал со своим снеговиком! Дай ему передохнуть, ради бога.
Я вырывался и брыкался, хотя он уже был далеко.
— Убью! — пообещал я.
— Ага, щас. — Боюсь махнул рукой Джильмартину и Кромеру. — Ну-ка, вышвырните сопляка.
И при этом он ухмылялся, он ни на секунду не переставал ухмыляться. Его все устраивало, все вписывалось в представление. И за это я ненавидел его всеми потрохами.
Жлобина Кромер и Джильмартин вытащили меня из кегельбана. Солнце точно ножом полоснуло по глазам, я и не знал, что оно бывает таким ярким. Скэйперы спустили меня с крыльца, а когда я поднялся, подскочил Кромер и отвесил крепкую плюху.
Тут на крыльцо вышла Глория. Может, услыхала мои крики, а может, ее Эд растолкал. Как бы то ни было, она смачно заехала Кромеру кулаком по ребрам и процедила:
— Не трожь его.
Кромер только простонал в ответ. Я поднялся на ноги и отвалил в сторонку. Глория снова врезала Кромеру, он даже не защищался, до того обалдел. Она повернулась, и от шикарного пинка в пузо Джильмартин полетел с копыт. И хотя после нам пришлось туго, я подыхать буду, а вспомню, как Глория навешала этим ублюдкам.
В гопе, которая выбила из нас пыль, были и милицейские ребята, и зеваки из кегельбана. Был там и дружок Лэйн, уж он-то отыгрался всласть. Не на Боюсе отыгрался, а на нас. Смешно, правда? Ловкий парень Боюсь — целый город охмурил.
За околицей мы нашли старый дом, он вполне годился, чтобы спрятаться и поспать. Я проснулся позже Глории. Она сидела на крыльце, точила о бетон ложку и при этом кривила губы — сильно болела ушибленная рука.
— Денька два перебьемся, а потом снова — хавку искать, — сказал я.
Глория промолчала.
— А давай в Сан-Франциско пойдем, — предложил я. — Там уйма одиноких телок.
Я, конечно, шутил.
Глория подняла глаза.
— Ты это к чему?
— Да так… Просто на этот раз, может, я проведу тебя в город?
Глория даже не улыбнулась. Но я знал, что она еще посмеется.
Джордж Мартин
Темным-темно было в туннелях
Джордж Мартин — широко известный писатель, автор знаменитой саги "Песнь льда и огня" ("A Song of Ice and Fire") и таких популярных романов, как "Умирающий свет" ("Dying of the Light") и "Шум Армагеддона" ("The Armageddon Rag"). Рассказы Мартина, публиковавшиеся во многих антологиях и практически во всех авторитетных научно-фантастических журналах, принесли ему четыре премии "Хьюго", две "Небьюлы", премию Брэма Стокера и Всемирную премию фэнтези. Писатель также прославился выпуском серии антологий "Дикие карты" ("Wild Cards") и работой над сценариями сериалов "Сумеречная зона" ("Twilight Zone", 1986) и "Красавица и чудовище" ("Beauty and the Beast", 1987).
Прежде чем сделаться королем эпического фэнтези (или "американским Толкином", как часто именует его журнал "Times"), Мартин создавал в основном научно-фантастические произведения, такие как снискавшая много численные награды повесть "Короли-пустынники" ("Sandkings") и рассказ, представленный ниже.
В нем читателей ожидает встреча с Грилом, разведчиком из Племени. Он достигает Древних Туннелей, откуда, по легендам, миллионы лет назад пришел его народ. Он не трус, но у него достаточно оснований, чтобы бояться: Грил привык жить в абсолютной темноте, но в его мир пожаловали гости, которые принесли с собой свет.