— Я только пристрелил крысу… — бормотал Фон дер Штадт; голос его слабел.
— Забудьте, это не важно, — успокаивал его Чиффонетто. — Мы найдем остальных. Обыщем все туннели, если потребуется. Но обязательно найдем.
— Только крысу… Только крысу…
Платформа. Ученый опустил Фон дер Штадта на землю, прислонил спиной к стене.
— Мне не поднять вас, Фон, вы же понимаете. Я оставлю вас тут и схожу за помощью. — Он выпрямился, цепляя фонарь на пояс.
— Только крысу…
— Не волнуйтесь, Фон. Даже если мы никого не найдем, то ничего не потеряем. Совершенно очевидно, что это не люди. Когда-то они ими были, но теперь уже нет. Полная деградация. Они ничему не смогут нас научить.
Солдат вряд ли слышал, вряд ли понимал. Он просто сидел у стены, держась за живот и чувствуя, как течет по пальцам кровь. И все повторял, все повторял одно и то же.
Чиффонетто подошел к стене. Несколько футов вверх, платформа, старый ржавый эскалатор, развалины входа на станцию, дневной свет. Надо спешить. Фон дер Штадт совсем плох.
Он ухватился за выступ, подтянулся, насколько хватило сил, и свободной рукой принялся шарить в поисках лестницы. Наконец нащупал нижнюю ступеньку и полез вверх.
До платформы оставалось всего ничего, когда слабые, привыкшие к лунной гравитации мышцы подвели его. Одна рука повисла в воздухе, другая не выдержала тяжести тела.
Чиффонетто упал. Прямо на фонарь.
Так темно еще не было ни разу в жизни. Мрак — плотный, почти осязаемый… Человек едва удержался, чтобы не закричать.
Но когда попытался подняться, крик сам вырвался у него из груди. Не только фонарь разбился при падении.
Многократное эхо разнеслось по долгому, темному туннелю. Затихало оно невероятно долго. Когда воцарилась тишина, Чиффонетто крикнул снова. Потом опять.
Остановился, лишь когда вконец охрип.
— Фон, — позвал ученый. — Фон, вы меня слышите?
Ответа не последовало.
Чифонетто позвал еще раз. Говорить, говорить, чтобы не сойти с ума.
Напрасно всматриваясь в гущу мрака, он отчетливо услышал, как что-то шевелится всего в нескольких футах от него.
Фон дер Штадт вдруг захихикал, и голос его показался таким далеким…
— Это всего лишь крыса… — сказал солдат.
Тишина.
Потом шепот Чиффонетто:
— Да, Фон, да. Всего лишь крыса.
— Всего лишь крыса.
— Всего лишь крыса.
Тобиас Бакелл
В ожидании "Зефира"
Перу Тобиаса Бакелла принадлежат романы "Хрустальный дождь" ("Crystal Rain") и "Оборванец" ("Ragamuffin"), а также многочисленные рассказы, публиковавшиеся в журналах "Analog" и "Nature" и в антологиях "Заклинание. Колдовские истории" ("Mojo: Conjure Stories"), "Пока мечтается" ("So Long Been Dreaming"), "Я, пришелец" ("Alien"). Недавно вышли в свет сборник "Приливы новых миров" ("Tides from the New Worlds") и третий no счету роман писателя "Хитрый мангуст" ("Sly Mongoose").
Бакелл — уроженец Карибов, и ему довелось провести некоторое время на лодке с ветровым генератором, так что он считал вполне естественным использование энергии ветра в пустынных географических зонах. Поэтому, задумавшись о цивилизации будущего, исчерпавшей топливные ресурсы, писатель обратился к собственному опыту.
Бакелл как-то заметил, что постапокалиптическая НФ — это литературное покаяние за все вымышленные или реальные грехи. Однако предлагаемый ниже рассказ, пожалуй, наиболее оптимистичный во всем сборнике.
"Зефир" задерживался вот уже на пять дней.
Ветер смахивал пыль с демонят, облеплявших витиеватые колонны, в беспорядке поваленные посреди городских руин. Вдали, за останками "Уол-Марта" и "Крогера" стояла Мара и наводила бинокль на резкость. Платформа у нее под ногами выдавалась вперед на добрых сто футов и упиралась в пузатую цистерну, снабжавшую округу водой. Вид открывался удачный: Мара могла заглянуть за горизонт. Она напряженно выискивала взглядом знакомые очертания четырех, похожих на шпаги мачт "Зефира", но, кроме змеившейся земляной ленты, не видела ничего. Старое скоростное шоссе, петляющее и в прежние времена переполненное, несмотря на все усилия городских властей, в конце концов поддалось напору пылевых наносов. Стихия одолела ограждения, и те лежали на земле, бесполезные.
Мара до сих пор помнила каждый поворот и изгиб асфальтового полотна; в двенадцать лет она впервые осознала, что дорога ведет к другим городам, к другим людям.
— Мара, темнеет.
— Иду.
Кел тщательно зачехлил бинокль и спустился с вышки. Следом, стряхивая земляную взвесь с опор, потащилась Мара. Мужской силуэт темнел в быстро густеющих сумерках.
— Ты бы поговорила с матерью, она ждет.
Мара не ответила.
— Она надеется все уладить. — Кен был настойчив.
— Я решила. Уезжаю. Я ждала с двенадцати лет, не начинай…
Мара ускорила шаг. Кен не отставал. Она видела, как спутник силится отыскать новый довод и в то же время искоса оглядывает ферму. Дом и заросли зелени защищал от пыли и ветра толстый стеклянный саркофаг. Дважды Кен останавливался, чтобы осмотреть трещины на нем: крупицы пыли настойчиво пытались проникнуть за стекло.
— У них ветряк сдох. Мара, им нужно помочь. Я пообещал приехать завтра.
Она тяжело вздохнула:
— Я правда не хочу.
Кен открыл перед ней первую дверь, потопал на крыльце, подождал, пока дверь закроется, и тогда Мара распахнула вторую.
Песок и земля проникали всюду, укрывали предметы тонким слоем, несмотря на меры предосторожности. Щетки не справлялись. С тех пор как Кен уверился в их бесполезности, идею о вакуумном очистителе Мара находила все более привлекательной.
— Мне нужна твоя помощь, всего лишь на пару-тройку часов. Тебя ведь замучает совесть, если ты оставишь кого-то без электричества, я же знаю.
Кен был прав. Без ветряной мельницы ее старики долго не протянут.
— Ладно, помогу.
На столе уже ждал ужин, приготовленный на двоих. И когда только Кен успевает? Волшебные руки. Немного остывшая, еда все же была великолепна.
"Зефир" задерживался вот уже на шесть дней.
Мара взобралась на крышу к Кену, разложившему там запчасти. Ей удалось незаметно прошмыгнуть мимо отца. Но мать стояла внизу, и вид у нее был страдальческий и беспомощный.
Кен нахмурился:
— С винтом все в порядке. А вот генератор сгорел.
Просто, как дважды два. Ветряная мельница — всего лишь шарнирный пропеллер, установленный на крыше, который подсоединяют к старому автомобильному генератору. Любой источник электричества, использующийся в жилищах, заряжается от ветряка. В других регионах до сих нор полагаются на солнечные батареи, но здесь песок и пыль тут же выводят их из строя.
— Зато на свалках полным-полно генераторов. Мара начала подозревать, что просьба отца помочь — это лишь предлог, чтобы вытащить ее с фермы. Черт.
— Мара, — послышался его голос из-за края пылевого желоба. — Надо поговорить.
Мара глядела мимо, далеко вперед, на многие-многие мили за бронзовый горизонт.
— Прошу, взгляни на меня. Мы были грубы. Нам очень жаль!
— Нам очень нравится Кен! — поддакнула снизу мама. — Но ты слишком молода, тебе еще рано покидать родной очаг!
— Вернись, доченька! Нам нужна твоя помощь, но тебе не придется работать так много, как у Кена!
На лице последнего читалась боль. Мара выругалась и съехала с низкого края крыши, чертыхаясь, спрыгнула на землю. Отец закопошился, стал спускать лестницу, но Мара уже вскочила в карт, выставила парус и помчалась по песчаным разливам назад, в относительную безопасность жилища Кена, оставляя мамины жалостливые причитания за стеной клубящейся земляной пыли.
Проклятие, как она могла так попасться?! Родители такие предсказуемые! А Кен? Мара кипела от злости. Он не должен был в этом участвовать!
Даже когда он наконец вернулся и уединился на кухне, чтобы приготовить к ужину очередной шедевр, Мара пыталась не забыть, что она злится.
Но злость, как обычно, незаметно сошла на нет.
На седьмые и восьмые сутки ожидания помехи значительно уменьшились, так что удалось настроить прием телепередач из северных областей. Заряда батарей хватило на целых восемь часов непрерывного вещания, и весь день Мара с Кеном провалялись в кровати.