Не знаю, сколько времени прошло с момента гибели прежней цивилизации. Все часы остановились. Я слышал, что кто-то из ребятишек пытался соорудить солнечные часы, но ничего не вышло, ведь небо над нами круглые сутки черно от пепла сгоревших городов. Сам я, чтобы согреться, жгу книги, которые приношу из разграбленной библиотеки. Сначала жег газеты и журналы, потом — библиотечные каталоги, руководства и справочники, затем пришло время обогреваться бестселлерами. А вот теперь настал черед раритетных изданий.
Иногда небеса над нами разверзаются и идет странный дождь. Это может быть дождь из рыбы. Или из камней. Или из кукол Барби. Вчера вечером, например, я сжег коллекционный экземпляр "Великого Гэтсби" с подписью автора на форзаце, чтобы пожарить лосося, упавшего с неба. Потом мы ужинали — я и Наташа, немая девушка, работающая на одном из тех кранов, что достают трупы из ям, заполненных фреоном. Она живет вместе со мной в доках, в грузовом контейнере, который я отвоевал в поединке с его прежним владельцем. Я убил человека, чтобы получить жилище, и продолжаю колоть и кромсать незваных гостей. Наташа тоже весьма ловко обращается с ножом и арматурой, так что кое с кем она успешно разобралась и без моей помощи. Мне хочется верить, что это действительно была оборона. В любом случае так пополняется наш запас мяса.
Вряд ли нас можно назвать обычной семейной парой. Я живу с девушкой, которая шьет перчатки из шкур пуделей и мастерит мне обувь и одежду (причем всегда точно по размеру) из каких-то обрывков. Еще моя Наташа выращивает укроп и петрушку в старой ванне, что стоит на крыше контейнера, и украшает дом всякой всячиной вроде заводных игрушек или обломков музейных статуй. Порой мне ужасно хочется мороженого, а еще я скучаю по кинотеатрам и автомобилям с откидным верхом. Конечно, я еще не настолько чокнулся, чтобы считать, что сейчас мне живется лучше, чем раньше, но на самом деле все не так уж плохо. За исключением каменных дождей, пожалуй.
На днях под обломками Уильямсбургского моста был обнаружен разрушенный зоопарк. Как оказалось, местные жители давно знали о том, что под руинами моста погибли животные, и неплохо питались, готовя отбивные из слонятины и котлеты из жирафятины. Представители муниципалитета обратились в нашу службу с просьбой помочь собрать останки. Никто не объяснил зачем. Впрочем, оно и не важно. Какое-никакое, а занятие. По-видимому, чиновники не позволят концу света наступить, пока все надлежащие бумаги не будут составлены, проштампованы и подписаны. Апокалипсис бюрократии не помеха.
После обеда мы с Наташей забираемся на крышу нашего контейнера и оттуда наблюдаем, как полицейские машины одна за другой проваливаются в только что возникшую на поверхности трещину, которая постепенно наполняется мазутом. Все обитатели доков собрались поглазеть. Наконец трещина с шумом засасывает последнюю машину, и мы вместе с другими зеваками дружно вздыхаем.
Если останешься последним на этой планете, уходя, погаси свет.
Кэтрин Уэллс
Ангелы Арти
Перу Кэтрин Уэллс принадлежат несколько книг, включая постапокалиптический роман "Матушка Гримм" ("Mother Grimm") и трилогию о Коконино: "Земля — это то, что останется" ("The Earth Is All That Lasts"), "Дети Земли" ("Children of the Earth") и "Спаситель Земли" ("The Earth Saver"). Ее новое произведение "Камни Судьбы" ("Stones of Destiny") можно отнести к исторической фантастике. Рассказы писательницы публиковались в журналах "Asimovs" и "Analog", а также в антологиях "Красное смешение" ("Redshift") и "Судьба Камелота" ("The Doom of Came lot").
Представленное ниже произведение, впервые опубликованное в "Realms of Fantasy", было навеяно тревожным сном, приснившимся Уэллс тридцать лет назад. В нем некий молодой человек карабкается по водосточной трубе к своей подруге, а тем временем кто-то подкрадывается к его велосипедной мастерской и стреляет в окно. Бессмысленность и несправедливость произошедшего во сие угнетала Уэллс. Однажды, много лет спустя, она ехала на велосипеде по проселочным дорогам Аризоны и вообразила постапокалиптическое общество, в котором фигурируют велосипеды и молодые люди вроде того, что ей приснился. В результате появился рассказ "Ангелы Арти".
Если вы настроены на вымысел, то, по-моему, нелепо описывать чистую правду вроде этой. Но те остатки человечества, что сохранились на Земле, вряд ли станут это читать и уж точно не поверят в эту историю. Большинство из них вообще не умеют читать — по крайней мере, на литературном английском, — ну а дальше (наверное) все будет только ухудшаться, пока не начнет улучшаться.
При рождении мне дали имя Фей, но я не пользуюсь им с тех пор, как мне исполнилось десять. В том году мы перебрались на охраняемую радиационным щитом территорию, в запущенный дом в Канзасском хабитате. Мама плакала, потому что незадолго до того умер мой младший братишка, и она все причитала, что, если бы пораньше оказались в безопасной зоне, он мог бы остаться в живых. Но для того чтобы поселиться на охраняемой территории, надо иметь либо деньги, либо подходящую профессию, а мои родители не имели пи того ни другого. Потому мы и подставляли беззащитную кожу и глаза под прямое солнечное излучение, пока богатые в достаточном количестве не покинули Землю, предоставив нам места под радиационным щитом.
В первую же ночь мне в окно постучал Арти; он вскарабкался по водосточной трубе из своей квартиры, расположенной этажом ниже. Конечно, в нашем секторе давно уже не работала система искусственного дождевания, поскольку пришла в полную негодность, но водосточная труба еще сохранилась. Арти Д'Анжело о, костлявый парень примерно моих лет, выглядел несколько придурковатым, но отличался обезьяньей ловкостью. Увидев его на водосточной трубе, я не столько испугалась, сколько восхитилась.
— Привет! — сказал он, ухмыляясь через стекло.
У него были черные курчавые волосы, карие глаза и большие уши.
Я влезла на кровать прямо под окном и уставилась на него.
— Ты откроешь окно? — спросил он. — Или мне всю ночь так и висеть на трубе?
Я покосилась через плечо, проверяя, закрыта ли дверь, потом подняла оконную раму, и Арти ввалился в комнату.
— Меня зовут Арти, — представился он. — Я живу этажом ниже.
— Фей, — назвалась я в ответ. — А через двери ты заходить умеешь?
— Я стучал, — сказал он, — но никто не ответил.
Я поняла, в чем дело.
— Папа опасается открывать двери, — объяснила я Арти.
Он пожал плечами:
— Да, здесь лучше не высовываться. Я видел, как вы въехали, и решил, что бы не местные, значит, нужен кто-нибудь, кто показал бы вам окрестности.
В последующие месяцы Арти показывал мне окрестности. Он родился в Кан-хабе и знал его вдоль и поперек — и даже вглубь. Без его опеки я бы, наверное, погибла в первый же год. К тому времени, когда такие отбросы общества, как мои родители, получили доступ под радиационные щиты, в большинстве секторов уже царило полное беззаконие, и десятилетнего ребенка запросто могли прикончить, если он не знал, куда бежать и где прятаться. Арти научил меня всему и даже больше. В нашем далеком детстве он был моим спасителем; теперь пришла нора возвратить долг.
Мы прятались от гражданского патруля в Б-4. когда он впервые назвал меня именем, которое я восприняла как свое настоящее. Это было давно, когда сестры-просветительницы еще пытались содержать в Б-4 школы, а это было ближайшее место к Б-9, где жили мы с Арти. Школа меня мало привлекала, но мама хотела, чтобы я училась, а Арти считал, что пробираться в Б-4 ничуть не опаснее, чем жить в Б-9. По большей части так оно и было, но только если не попадаться гражданскому патрулю.
В тот день мы знали, что надо ждать неприятностей, потому что во время переклички парта Мелиссы пустовала, и на перемене прошел слух, что ее останки нашли в мусорном баке. Так что вечером того дня гражданский патруль вышел на поиски кого-нибудь, кого можно было бы наказать. Как-всегда, их излюбленной мишенью были жители Б-9. Мы с Арти пробирались, прячась то в тени, то за колоннами, то поверху, то под землей, стараясь держаться от патруля подальше. Из-под брошенной ремонтной тачки мы наблюдали, как патрульные заловили троих подростков, гонявших по улице обручи.