А тут раз, и я к полной для него неожиданности перед ним появляюсь, – а он в этот момент захотел поковырять в носу или зевнуть, – и он в этом полушаге, в полнейшем для себя неудобстве, застывает в этом положении, и не зная, как теперь быть. А Клава, конечно, сделает удивлённое, с укоризной в глазах лицо, – вот значит как, зевая, меня встречаешь, – и резко отвернув от него голову (типа видеть тебя после этого не вижу смысла), пройдёт очень рядом и мимо него на кухню. Чтобы там грохотом посуды подчеркнуть, как он ей глубоко безразличен и противен. А когда первая минута напряжения, сопровождаемая грохотом посуды выйдет, то Клава с бесконечно несчастным видом выйдет из кухни со стаканом под завязку наполненным водой, затем после внутренней борьбы посмотрит на этого неисправимого преступника, Тёзку, своим пренебрежением оскорбившего её в самых сильных и лучших чувствах, и трагическим голосом, со своими срывами, спросит его. – Пить будете?
– Угу. – Виновато бурчит в ответ Тёзка, глядя на Клаву исподлобья.
– Тогда берите. – Говорит Клава, протягивая стакан с водой Тёзке, вслед потянувшийся к ней с протянутой рукой.
– Я добавила в него лимончик, чтобы вам было не так скверно освежаться. – Отпуская руку от перехваченного рукой Тёзки стакана, сказала Клава, только искоса поглядывая на полное благодарности лицо Тёзки.
– СпасибО. – Вот как-то так обобщает ударением последний слог Тёзка, включившись в процесс осушения стакана. Когда же стакан оказывается выпит, Тёзка, уже слегка в себя пришедший, протягивает ей стакан и ещё раз говорит спасибо.
А Клава с удивлением на него смотрит и интересуется у него. – А самим уже не под силу отнести? – А Тёзке уже с большей уверенностью невозможно слышать в свой адрес такие обвинения, тогда как ему не только стакан на кухню отнести под силу, а он стакан в руках Клавы унесёт туда вместе с нею, если только…
Но Тёзки нет ни на диване в гостиной, ни на полу рядом с ним, и даже на кухне, рядом с холодильником, им и не пахнет. На чём Клава, с каждым своим дальнейшим шагом всё больше тревожащаяся, не останавливается и заглядывает куда только можно, и даже не в самые подходящие и возможные для помещения туда человеком места. Что в итоге приводит Клаву физически обратно, в гостиную, а во всём остальном в растерянность в лице и общем виде, где она, опустив руки вместе с плечами, смотрит перед собой и ничего не видит, кроме картинки ухода её Тёзки, с такой необыкновенной улыбкой обещавшего ей непременно вернуться.
– Ты только никуда не уходи, – уже пророчески слышатся теперь слова Тёзки в дверях по его уходу, – а то я приду, а тебя дома нет, и что спрашивается я буду думать, когда у меня ключа от дома нет?
– Как это нет? – строго так волнуется Клава в сторону Тёзке, если честно, то иногда ведущего себя безалаберно и слишком беспечно. – Я тебе сама положила его в пиджак. А-ну, немедленно проверь. – Клава, не дожидаясь, когда Тёзка последует её совету, лезет рукой в карман его пиджака, откуда ею вынимается связка ключей, с которой она с укором на него смотрит и как бы у неё нет слов при виде такой безалаберности и этой его несерьёзности.
А у Тёзки на всё и на это есть объясняющий ответ. – Нельзя исключать возможности их потери. – Рассудительно говорит Тёзке, забирая ключи у Клавы. – К тому же в этом твоём ответе я вижу твой уход от основной темы нашего разговора. Где я от вас, моя дорога Клава, жду ответственного подхода к ожиданию моего возвращения с работы. И я бы хотел, чтобы вы к этому факту, с этого дня ежедневной действительности, отнеслись со всей серьёзностью и вниманием. При этом не забывая, кто отныне добытчик в нашей семье.
– Вот значит как вы заговорили. – Наклонив в бок свою голову, чтобы подчеркнуть свою принципиальную позицию на Тёзку и на эти его потуги распространить свою власть во все области их совместной жизни, заговорила Клава. – Сразу вас предупреждаю. Не получится у вас, ограничить мою свободу перемещения. И если я захочу выйти погулять на улицу с подругами, то и спрашивать вас об этом не утружу себя. Вам всё понятно? – Клава своим пронзительным взглядом чуть ли не подталкивает Тёзку к необдуманным решениям, не приводя в пример факты и ссылаясь на аргументы, криком и нетерпеливым видом выразить своё больше, конечно, негодование, нежели несогласие с такой индивидуалистической позицией Клавы.