Но уже поздно её предупреждать о чём-то, и она дверь открыла. А как открыла, то сразу и понять не смогла, на самом ли деле, или так, понарошку, как продолжение своих мыслей, но уже в реальности, видит перед собой … Того самого Михаила, кого она только раз и то мельком видела, но зато столько о нём себе буквально совсем недавно на представляла. И понятно, что Клава чуть ли не плывёт в своём не соображении настоящей действительности, где Михаил только образно ею просматривается, да и она сама себя видит в дымке сообразительности. И даже несколько удивительно, что Клава сумела из себя выдавить вопрос: «Вы ко мне?».
А Михаил, явно будучи в курсе того, в каком растерянном разумении и состоянии находится Клава, без всяких предварительных приветственных слов и объяснений своего, столь позднего здесь появления, сухой констатацией фактов озвучивает то, для чего его сюда послали, и что должно было как бы успокоить Клаву.
– Я зашёл, чтобы вас предупредить о том, что ваш супруг, – такова уж специфика нашей работы, – сделал оговорку Михаил, – срочно был направлен в служебную командировку, по редакторскому заданию. И из-за всей этой срочности, – времени не было ни на что и единственный борт уже вылетал, – он не смог вас предупредить о своём отъезде. – Отбив эту информацию, Михаил вынимает из кармана сложенный в двое лист бумаги, и протягивает его Клаве. Клава с внутренней дрожью в руках берёт этот листок бумаги и мало послушными руками начинает пробовать его развернуть. Что, как сейчас ею выясняется, не так-то легко сделать на ветру, вдруг спохватившемуся и решившему вырвать эту записку из рук Клавы. И Клаве приходится одновременно разворачивать записку и держать её так крепко, чтобы ветер не вырвал её из рук.
Но вот ей удаётся развернуть записку. И что же он там видит? А видит она даже не записку, а какую-то отписку из нескольких слов: «Извини меня, дурака». И если насчёт дурака она полностью согласна и нисколько не возражает против такого критического мнения Тёзки на свой счёт, то вот всё остальное вызывает у неё требовательные вопросы: «Он что, считает этого достаточно для объяснения своего пропащего поведения?» и «Он что меня за дуру считает, раз ограничивается этой отпиской?!».
И Клава с этими гневными вопросами отрывается от записки, поднимает глаза, и что же она видит? А никого она перед собой не видит. А этот Михаил, воспользовавшись этой запиской в качестве отвлекающего предмета, потихоньку спустился с крыльца, и только спину его и видела сейчас Клава. И на этот раз Клава соображает куда как быстрее. И она с криком: «Стойте!», бросается вслед за быстро ускальзывающей из поля видимости Клавы спиной Михаила, так уклоняющегося от их новой встречи.
Где он, судя по всему, не собирается вступать в разговоры и объяснения с Клавой, которая начнёт со всей своей взрывной энергетикой требовательно спрашивать с него объяснений пропащему поведению её супруга. А ему надо, влезать в проблемы чужой семьи? Да нисколько. Его, может быть, только убедительно попросили, – отнесёшь Михаил эту записку вдове и мы тебе выпишем премию, а не отнесёшь, то ты меня знаешь, и лучше не распаляй во мне злость, – всего лишь вручить эту записку, чтобы там не волновались и успокоились, а тут такое нервное, с истерикой дело. Нет уж, больше он ни ногой делать добрые дела.
Так что у Клавы было мало шансов догнать Михаила, заскочившего по-быстрому в такси и умчавшегося на нём. А ей только и оставалось, как нервно в руках теребить записку, покусывать губы и со слезами на глазах через прикус губ проговаривать автомобильный номер такси. Который она из каких-то, так в толк и не взять, предусмотрений, решила запомнить. А так как сейчас у неё в голове полнейшая неразбериха и переполох, то она и запомнить ничего толком не может, вот и проговаривает вслух номер автомобиля. И со всем этим в голове и вслух на языке, она возвращается домой, где отыскивает ручку и записывает на первом же попавшемся в руки листке (на той самой вручённой ей записке) то, что она так и не запомнила, но проговаривала всю дорогу.
А как только она записала автомобильный номер такси на листочек, то это её немного успокаивает. Но ненадолго. И она, посмотрев вновь на записку, начинает наполняться в глазах слезами и с нискольким не понимаем происходящего. – Да как такое может быть?! – Глядя на уже потёртые её рукой слова извинения Тёзки-дурака, вгоняет себя в сомнения Клава. – Неужели, времени даже на звонок не было. Не верю! – Клава, вспыхнув, подскочила на ноги со стульчика, на который она по приходу домой присела, и бегом отыскивать телефон. А как только он ею находится, то она вновь набирает номер Тёзки, и …Вот же удивление, на её пути не стоит негативщица Алиса, а идёт вызов. Но на этом всё и дальше длинных гудков Клава не продвигается.