– Так вот… – только проговорил мастер Вердикт, как вдруг во всё это дело вмешивается зазвучавшая мелодия, скорей всего, телефона. А вот где он находится, то это не вопрос для мастера Вердикта (он лежит в выдвижном ящике стола), в отличие от Клавы, почему-то удивившейся тому, что мастер Вердикт пользуется такими средствами коммуникации. Когда они вроде как живут не во времена инквизиции, когда и самим делом ворожбы и предсказаний было заниматься небезопасно и всегда осуждаемо на костёр инквизицией, а уж что говорить о телефоне, один вид которого вызвал бы зависть и ярость в лицах инквизиторов, все скопом захотевших бы себе его взять для изучения.
– Один момент. – Вердикт делает паузу в своём общении с Клавой, вынимая из стола телефон. В ответ на звонок он становится мрачно-серьёзным, и все его ответы неизвестному Клаве, но отлично знакомому ему самому абоненту, достаточно односложны – да, и только.
Когда же разговор Вердикта заканчивается практически на том же месте, он поднимает глаза на Клаву, натужно улыбается и оправдывается. – Вот такие дела. – После чего убирает телефон обратно в стол, рассеянным взглядом смотрит на Клаву и как бы пытается припомнить, кто она такая и что здесь делает. Ну а как только припоминает, то начинает до вспоминать то, на чём они закончили свой разговор. Что тоже им вспоминается, и он берётся за продолжение своего рассказа.
– Так вот, – вновь повторился Вердикт, – надумалось мне вдруг предсказать им прибытие к ним тайным ходом лица, сверхсекретными обстоятельствами уполномоченного. – С таинственным видом заговорил Вердикт. – А они, уж и не знаю, чего там себе надумали, а как всё это услышали, то все в лицах переменились в худшую и тёмную для себя сторону, и бегом от меня. – Вердикт знаменательно посмотрел в сторону двери, как будто только сейчас эти пугливые люди выскочили от него в двери. После чего возвращается к Клаве и делает пояснительную оговорку.
– А надо понимать специфику моей профессии и алгоритмы моей работы. Я никогда вещи не называю своими именами, и мои предсказания и разрабатываемые мной гороскопы составляются и подаются вам на ваше усмотрение в иносказательном виде. И не потому, что я таким образом подстраховываюсь от обвинений в непрофессионализме (не без этого тоже) со своими встречными исками, а всё дело в том, что я оставляю для человека лазейку быть самому кузнецом своей судьбы и счастья. – На этом Вердикт видимо хотел закончить, но в лице Клавы стояла некоторая недосказанность с его стороны, и он добавил. – И как теперь с ваших слов понимаю, то вся редакция газеты приняла мои слова буквально близко к сердцу и подалась в бега. Что ж, понимаю. – Уже с задумчивостью в глазах проговорил Вердикт, вероятней всего, обратившись взглядом вслед за выскочившими пулей из его кабинета журналистами.
Где они, а их было двое, ничего не говоря друг другу, движимые одной общей мыслью (унести поскорее и подальше ноги), где только исходные причины для принятия этого решения у них разнились, неслись сломя голову до редакции.
Так тот, кто был повыше своего коллеги по журналистскому ремеслу, укорял себя всю дорогу за свою невоздержанность и следованию высоким стандартам журналистики, с коими он полез на рожон куда не следует, а теперь будет значит, за всё это жестоко по отношению к нему расплачиваться.
А вот тот, кто был чуть пониже, но зато более расторопнее, гнобил себя за свою неосмотрительность в деле выбора для себя журналистского расследования, приведшего его в постель жены высокопоставленного чиновника, посредством которой он хотел вызнать все секреты и тайные схемы ведения бизнеса её супруга и в итоге выйти на самого супруга. Что, видимо, у него получилось в высшей степени отлично, раз сам высокопоставленный чиновник и супруг решил прибыть к ним в редакцию, и дабы он (журналист) больше не утруждал себя тайными заходами в его квартиру, собрался лично, а не через подставных людей с битами и зверской наружности, лично познакомиться с тем человеком, кто столь отважен и решителен, что не боится его подвинуть с кровати.
Ну а так как высокопоставленный чиновник, человек вечно и очень занятой, то он не будет мямлить и размазывать смыслы своих решений в окольных разговорах, а его хороший знакомый с самым зверским лицом какие только видел журналист небольшого роста, как журналист понял, не только носит за ним зонтик, но и своими действиями договаривает то, что часто недоговаривает высокопоставленный чиновник. Где он для начала с удара ему в лоб размажет его по стене, а затем, как только журналист не большого роста, кому было так эффективно указано на его место, придёт в себя, то этот высокопоставленный чиновник, наступив журналисту на грудь ногой в качественно вычищенных ботинках, перейдёт сразу к делу.