– Ну как, Гаврила мастер, вам моя хватка? Хватка-а она и достойна вашей головы? – вот прямо рвёт нервы в Гаврииле Иван Павлович, вытягивая через волосы в нём все его жилы. И здесь бы кто другой на месте Гавриила начал бы умолять Ивана Павловича отпустить его словами соглашательства с ним: «Ну и хватили вы, Иван Павлович, как никто не может хватить. И за эту демонстрацию вашей ко мне хватки, я вам премного благодарен. И на этом может быть хватит», но не таков Гавриил, прекрасно догадывающийся, что поведи он себя так малодушно, то его Иван Павлович немедленно не отпустит, потребовав от него ещё большего проявления малодушия: «Кричи, гад, хватит!».
А если Ивана Павловича так крепко что-то в нём зацепило, и он схватился за него, то тут нужно держаться своими волосами за его руки до последнего – пока он не будет оторван от своего места и не повиснет на своих волосах в руках Ивана Павловича. Чем покажет Ивану Павловичу насколько его и его хватка что надо. И хотя у обоих сторон есть сомнения в том, что всё это может, если не вскоре, то со временем, при должном старании обеих сторон (к Ивану Павловичу на помощь придут члены совета, а Гавриил попробует всем подыграть, подпрыгивая в воздух), осуществиться, – Иван Павлович выражает сомнение в крепости волосяного покрова Гавриила, а Гавриил дерзновенно считает, что Иван Павлович не столь силён, чтобы его поднять в воздух, – тем не менее, никто из них не сдаётся и не показывает виду, что это никак невозможно.
Ну а когда стороны так упорны в деле своего противостояния, то это всегда их приводит к разностороннему освещению последовавших в итоге событий. Где каждая сторона самозабвенно будет утверждать, что за ней осталось поле битвы, победа, или по крайней мере, последнее слово. Ну а то, что факты всего этого, если и не подтверждают, а даже частично идут в разрез со всеми этими утверждениями, то какое это имеет значение, когда победителей не судят, а значит, совсем не важно, что там они утверждают. Тем более, никогда нет единой точки зрения на случившееся событие, хотя бы потому, что на него смотрят со стольких разных точек.
К тому же это не слишком честно было и отвечало прямолинейности отношений между Гаврилой и Иваном Павловичем, вдруг решившим изменить направление силы приложения своей хватки к Гавриле, кого он вдруг, да так ещё резко, потянул в сторону от всего прежнего, а главное к двери на выход из конференц-зала. Где Гаврила в назидание на будущее, – не будь больше таким упрямым, – крепко поддался уговорам пятки ботинка Ивана Павловича, покинуть немедленно этот кабинет, и сломя голову, кувырком по лестнице, отправился вначале забываться, а затем на основании всей этой своей забывчивости утверждать немыслимое – за мной осталось поле нашей битвы с Иваном Павловичем, хоть он так и не считает.
А доказательством этому служит памятливая шишка на моём лобном месте (здесь можно было двояко понять, что он имел под этим заявлением в виду) и то, что память обо мне и всём случившемся в кабинете, никогда не рассеется в умах членов совета. И когда они будут смотреть на одинокий стул на краю стола, то они всегда будут видеть меня за ним. А вот о них такого не скажешь. Их завтра же забудут, если они не так эффектно покинут это помещение.
Но это всё дела давно уже минувших, позавчера дней, а сейчас всем очень интересно, какую новую каверзу с этой монетой тут для всех приготовил большой затейник Иван Павлович.
– Так что, посоветуемся с нашей советчицей? – эффектно подбросив монету и поймав её в руку, весело так задался вопросом Иван Павлович, совсем не упоминая, но отчётливо всем показывая, кем он приходится для этой своенравной советчицы Юноны. Нет, конечно, не братом и не сватом, и даже человеком не в родственных и дружеских, и куда как более близких с ней отношениях, которые вызывают множество пикантного характера вопросов: «Как он смог такого добиться от неё и всё такое в том же маловразумительном ключе?», а он тот, с кем она советуется, прежде чем кому-то что-то посоветовать. Не думали же вы, что советник от бога, Юнона, прежде чем что-то вам насоветовать на ваше будущее, не подумает над тем, что вас тревожит, и вполне вероятно, что и посоветуется с кем-то ещё, каким же необычным способом вложить в ваши уши этот вами долгожданный совет. А уж только затем она поразмыслит над тем, что вам такого насоветовать, чтобы вам было не так скучно, а более интересно что ли жить.