Валентин вновь пропустил мимо себя эти заковыристые намёки Ромыча и не пойми на что (вот если бы Валентин понял, на что тот намекает, то Ромычу было бы не до намёков), и с серьёзным видом сказал: «Ты сам прекрасно знаешь. К тому же я экономлю своё время», чем несказанно удивил Ромыча. И совсем не тем, о чём можно было сразу подумать, – то, что Валентин, как оказывается, так прекрасно осведомлён об образовании и уровне знаний Ромыча (оно сравнимо далеко от Валентина), – а Ромыча удивило это утверждение Валентина о некой экономии времени. И Ромыч немедленно не удержался и, соединив в одном вопросе два своих интереса (Ромыч всё-таки не может спустить на тормозах это заявление Валентина о его отличном знании), задаёт Валентину пространно прозвучавший вопрос:
– И как это понимать?
Валентин же в собственном, не пробивном репертуаре, где он не видит в обращённых к нему вопросах Ромыча скрытых подтекстов и посылов, и на непосредственном уровне даёт ответ ему. Правда, сейчас он отвечал с глубокомысленным видом. – Если тебе известно (а вот это был тонкий выпад в адрес образования Ромыча, которое скорей всего, было не на должном уровне), то труд сделал из человека обезья…– Валентин на этом месте сбивается и быстро поправляется, – тьфу ты. Из обезьяны человека. – Ну а Ромыч, когда его вынудят, то он может быть и желчным человеком, вот он и не может не ухватиться за представившуюся возможность уколоть Валентина.
– Я что-то такое слышал, – с не менее глубокомысленным видом, чем у Валентина, говорит Ромыч, – и всегда считал это утверждение спорным. А вот сейчас, когда об этом ты мне сказал, – Ромыч знаково посмотрел на Валентина, чьё внешнее (без)образие, созданное по какой-то странной природной причуде (что она хотела этим выразить и сказать людям, так до сих пор до конца не выяснено), скорее подвергало сомнению этот его тезис, чем давало веру в него, – я в этом совсем неуверен.
На этот раз Валентин не остался равнодушен к сказанному Ромычем в таком указующем тоне, и он строго так спросил с Ромыча. – Это ты на что тут намекаешь?
– И не думал даже. – Со всей возможной беспечностью ответил Ромыч.
– Ну, смотри. – Сказал Валентин и приложился глазом к трубе. Ну а Ромыч вслед за ним приложился к своей. После чего выдерживается пауза, – нужно настроить свой взгляд, затем с фокусированным на наблюдение взглядом посмотреть в этот глазок в большой мир перед собой, а затем, если там, у клуба, появилась достойная внимания цель, начать убеждаться на её счёт в том, что она подходящая или не столь достойная для своего рассмотрения цель, – и Валентин, как и Ромыч, обнаружив вроде как на первый взгляд нельзя списывать со своих счетов цель, – это девушка, совсем недавно вступившая на путь расцвета своей молодости, о чём она видимо решила срочно поделиться с кем-то там знакомым по телефону, который и остановил её у входа в клуб, – говорит Ромычу:
– Так вот, мне достаточно посмотреть на девушку по выходу из этого зала, чтобы всё о ней понять. У неё всё, что мне нужно о ней знать, будет на лице написано.
– Поясни? – одним глазом продолжая следить за той говорливой девушкой, вполне симпатичной, и даже короткая причёска ей была к лицу, а другим глазом посмотрев на Валентина, спросил его Ромыч.
– Лица выходящих оттуда людей, делятся на две основные категории: уставшие и измождённые. Последние мной сразу же бракуются. Они не знакомы с трудом, а мне такие неинтересны. – Сказал Валентин.
– Ах, вот оно что. – Оторвавшись от трубы, ахнул Ромыч. – Да ты, Валентин, рациональный человек. Да вот только твой метод отбора страдает большими погрешностями и копни поглубже, то в нём найдёшь много чего ошибочного.
– Ты это о чём? – спросил Валентин.
– Ну, к примеру, а как насчёт тех, кто выглядит бодрей, чем до прихода на эту «трудоёмкую» тренировку? – спросил Ромыч. И видно Валентин этот вариант не рассматривал (а из этого можно было сделать ещё некоторые выводы – например, что Валентин не частый в этих местах гость и он сам подвержен идеализированию людей), и это заставило его задуматься. Ну а Ромыч добивает Валентина тем, что начинает выдвигать предположения ранее озвученного характера в сторону этой девушки с телефоном и причёской каре, оказавшейся в прицеле их наблюдения.
– И вот она, – кивнув в сторону телескопической трубы, сказал Ромыч, – уж точно не из тех, кто подпадает под твои категории выбора. «Ах, вот что он на самом деле выбирал, – вдруг догадался Ромыч».
Здесь Валентин возвращается к трубе, смотрит внимательно на эту болтливую девушку, и, как видится Валентину, то всё в ней указывает на правоту заверений на её счёт со стороны Ромыча, но на Валентина сейчас что-то такое, не сдвигаемое с места находит, и он не хочет соглашаться с Ромычем, хоть он на 99% кажется правым – болтушка эта девушка, и её подход к жизни и тренажёрам, не страдает тяжеловесной поступью, а лёгок на подъём. Так что никакой усталости от жизни, даже с нагрузкой на свои плечи, у неё ещё как минимум лет десять не будет замечаться. А вот со слухом, в области левого уха, куда прижат телефон, могут быть лёгкие, незапоминающиеся проблемы – ну и левая рука, держащая телефон (она левша) будет более усиленно выглядеть по сравнению с правой.