– Морфеус, по ходу, в той тачке сидит, больше негде, – Онже вытягивает шею, всматриваясь сквозь лобовое стекло. Чуть съехав с дороги, стоит на обочине белая иномарка. Как водится, начерно затонирована. Как только мы подбираемся ближе, машина плавно трогается с места. Переднее стекло чуть приспускается, и из щелки появляется чья-то рука. Загребающими жестами она предлагает нам следовать по пятам. Мы стремительно переглядываемся.
– Что за движняк такой? – подается вперед Семыч, напружинившись на заднем диване.
Притаившись на сидении, я пытаюсь как можно дальше отодвинуть от себя надвигающуюся истерику. Тревожный колокольчик в голове перестал вяло тренькать. Он начал бить в одном ритме с мигающим красным табло: ALERT! ALERT! ALERT!
Словно сама по себе, всплывает из густого омута памяти строчка охранительного псалма. Я цепляюсь за него как за спасательный круг и начинаю читать про себя. Едва проговариваю до середины, как мой сотовый разражается нервным трезвоном.
– Але, ну ты когда в Москве появишься? – лопочет трубка.
Пожалуй, еще ни разу я не был так рад голосу Жаворонка. Ведь я уже в городе, птичка, только приехал! Кручусь там-то и с теми-то. Ага, сейчас вот встречу одну проведу, и сразу домой. Приезжай. Не позже чем через час я тебе обязательно перезвоню. Да, до встречи!
***
Пустынно как по ту сторону жизни. Промышленный городок лет через пятьдесят после взрыва нейтронной бомбы будет выглядеть живее и краше. Постиндустриальная зона. Ни домов, ни людей, ни ларьков, ни щитов, ни табличек, ни указателей. Только тянется, не прекращаясь, бетонный пятиметровый забор с некрасивой шипастой поверх него толстой проволокой. Торчат через равные рваные промежутки синие газовые фонари, вывернутые на проезжую часть, и палят нас ртутным отравленным светом.
Плетясь за ведущей машиной, мы огибаем зону по кругу и проникаем в нее сквозь огромные металлические добро пожаловать створы, пристегнутые чугунными петлями к строгой караульной туре. За воротами открывается развилка на несколько направлений. Под вышкой по правую руку притаился черный голем-мобиль. Рядом с ним топчутся несколько смутных темных фигур, одна из которых маякует нашим проводникам неоновым светлячком. Сохраняя дистанцию, мы движемся вслед за ними вглубь комплекса.
Теряются в темноте окончания бездонных пустых коридоров, сложенных из приземистых каменных стен. Проезды извиваются змеями, сплетаются недруг с недругом, прогрызены тут и там ответвлениями, словно здесь некогда ползал хищный гигантский червь с далекой планеты из фантастической саги про бездонный обитаемый Космос. Бешено колотится двигатель, замерзая гудит на повышенных оборотах сердечный мотор, мы в молчании смотрим на другой и чужой незнакомый нам мир. Он состоит из серых кубов и плоских непробиваемых стен, из лабиринта строений, он полон закрытых ворот, запертых дверей и ангаров, он чем-то черным нам чужд, этот мир, но выруливать уже поздно, поворот, поворот, остановка.
Чуть помявшись, помаявшись, переглянувшись, мы втроем выходим на стужу, наружу. Из ведущей машины выгружаются двое. Сквозь мглистый вакуум безвкусного душного воздуха я вижу издали пламенеющие фигуры и их яркие лампочки глаз, пронизывающие нас как прожектором. Но кинетический инстинкт сохранения моего покоя требует взять себя в руки, и жгучая капля сознания возвращается в свои пределы, вернув меня в мир ангаров, теней, темных марев.
Морфеус направляется к ближайшим воротам, он отпирает калитку, машет рукой, зазывает. С гадливым выражением белобрысой хорьковой мордахи и с выправкой лом проглотившего, но в гражданке, следует за ним и водитель. Вытоптав нерешительность, мы с Онже с Семычем послушно подползаем к воротам, а белобрысый, пропустив нас, затворяет дверь на засов.
Чисто, пахнет машинными соками, это просто просторный гараж, и надраенная стоит посреди помещения серебристая Морфеусова япошка. По стенам изобилие полок, они забиты всевозможным инструментарием и ненужными мне мелочами. Мысли рассеяны и глаза разбегаются, но надо срочно собраться, акцентировать, сконцентрировать на чем-то внимание, на чем-то живый в помощи Вышняго в крове Бога небесного водворится, я читаю про себя псалом-оберег.
– Ну что, покурим сначала? Или с дела начнем? – осклабляется Морфеус.
У Морфеуса слишком белые зубы. Слишком белые. Слишком зубы. В паре шагов от меня он стоит ко мне боком, опираясь о железный верстак.
– Давай потолкуем вначале, а потом уж забьем, – отзывается сосредоточенный Онже.
– Или все же покурим? – сбивает Морфеус с толку.