Но что же мне делать, ведь я не смогу ходить слишком долго, я просто упаду, а значит, во что бы то ни стало мне нужно найти какого-нибудь таксера. Вот как раз один стоит и скучает, он дожидается пассажира, пожалуй, стоит к нему сунуться, до Энска подвезешь? Тот думает, думает, думает, наконец, соглашается, но несколько нехотя, поскольку он видит, что я полный псих и говорю: не надо база-база, и надо снять шашечки, когда выедем из города, чтобы городские номера на машине с шашечками на крыше не привлекли внимание на ближайшем посту.
– Нас могут остановить на посту? – округляет глаза таксист.
Ну да, разумеется, всех и каждого могут остановить на посту, а ты как думал. Посты – заграждения, блоки, фильтры. Где нарушается безопасность на дорогах – туда выезжают, а на постах просто останавливают и досматривают тех, кого можно остановить и досмотреть, чтобы доебаться и взять денег, или чтобы выполнить команду сверху, когда оттуда поступают соответствующие команды. Фильтр такой-то, останавливаем москвичей! Фильтр такой-то, останавливаем грузин! Фильтр такой-то, останавливаем всех подряд, кто вызывает хоть какие-нибудь подозрения, и ищем, нет ли в машине кого-то, кто вызывает хоть какие-нибудь подозрения, а ты как думал. Однако нас остановить не должны, потому что не так все просто, к тому же я беспрестанно повторяю про себя живый в помощи Вышняго в крове Бога Небесного водворится.
Я загружаюсь в машину, и водила подъезжает на место встречи к другим водилам. Он говорит им, что уезжает в ночь, потому как боится, что я проломлю ему голову чем-то тяжелым, как только мы окажемся загородом и заберу машину, так уже случалось с другими таксистами. Я говорю, что не умею водить машину, и не хочу никому проламывать голову, но он сильно смеется и просит деньги вперед. Они все жутко боятся, насмотрелись телевизора, наслушались друг друга, они запуганы безумными новостями, безумными пассажирами, безумным миром, безумной жизнью таксистов-батареек-людей.
Мы успешно проезжаем посты и бороздим беспросветную черную ночь, для которой не горят фонари. Это далеко не Бабловка, по которой ездят хозяева жизни, а напротив, эти неровные неосвещенные и полные выбоин трассы выделаны для смердов, которые не нуждаются в уважении и не заслуживают лишних удобств. Я молчалив, сосредоточен и сконцентрирован на цели, которая отныне составляет смысл моего обезумевшего существования. Я засыпаю жидкий страх пригоршнями мужества, чтобы страх не разжижался и не размачивал мою целеустремленность, дающую основание для всего прочего. Когда цель будет выполнена, можно будет говорить база-база, можно орать ВОТ ОН, можно звать Вия, можно что угодно еще, это уже не будет иметь никакого значения, но не сейчас! Сейчас я должен выцарапать несколько месяцев жизни у Системы, засосавшей мой покой в свои вонючие потроха, должен выпокоить себе немножечко тишины с тем, чтобы описать ВСЕ КАК ЕСТЬ. Чтобы хоть кто-нибудь успел понять, что вообще творится с этим гребаным миром, и чтобы проснулся хотя бы один человек из тысячи прочих, которые станут орать и глумиться: он псих ненормальный, мы ему не верим, мы нормальные непсихи, мы будем спать.
– Так куда тебе все-таки? – спрашивает таксист, но я все еще размышляю: городок N не близко, а номера рязанского такси – подозрительно, значит надобно десантироваться раньше: где-нибудь в городке М. Там ведь есть жэдэ? Должен быть хотя бы маленький жэдэ, потому что это узловой городок, раз оттуда приходят товарняки с юга. Замечательно, он мне подходит, значит, там я и выйду, только главное убедиться, что будет поезд в нужном мне направлении.