Не знаю про что он, или может быть про кого, но мне следует быть осторожным. Мне нельзя прибывать на вокзалы автобусами, а следует приходить пешком, словно я всю жизнь тут прожил и лишь теперь собираюсь навестить больную тетушку где-нибудь вдалеке от родной деревни, в какой-нибудь еще более далекой деревне, поэтому сколько еще до прибытия? Сорок минут? Значит, пора выходить, остановите вот здесь. Да, ПРЯМО ВОТ ЗДЕСЬ я сойду, и пусть он теперь сколько хочет говорит база-база, ведь через пять минут меня на этом месте уже не окажется.
***
– А как мы на посту будем отмазываться? Иди своей дорогой! – просят водитель грузовика и его экспедитор, они уже пятые. Говорят, что менты как с цепи сорвались: тормозят на постах каждую фуру, досматривают кузов и пассажиров, а значит на дальнобойщиках небезопасно, мне снова предпочтительны частники. Единственный пешеход на несколько километров в обе стороны, я движусь вдоль трассы и торможу попутные автомобили, яко на Мя упова, и избавлю, и покрыю, надеясь, что мимо меня не проедет милицейский патруль.
Здесь нет уже снега, а значит я ближе к цели, неуклонно двигаюсь к югу, осталось не так долго мучиться. Голубой экран прозрачного неба подсвечен от самых краев горизонта разогревающимся прожектором солнца. Жирный железный мазок на блюде потускневшего золота, полотно скоростной автотрассы надвое разрывает бескрайнее поле пшеницы. Злаки убраны, стебли опали, пожухли, сотнями на них пасутся вороны. А может быть это галки: они меньше размером, чернее цветом и громче галдят, хором взлетая и хлопая крыльями, а ведь я уже видел такую картину. Золото, синь и хлопающие крылья, взметающиеся черной сеткой на чьей-то огромной пшеничных волос шевелюре, ощущение неразбавленной безнадеги, это Ван Гог, его последняя картина аккурат прежде чем.
– И что вам на месте-то не сидится? – удивляется добрый браток на корейской машине. Он подобрал меня на повороте, на развязке дорог, там где чад, шум машин и асфальт, а за краями все те же поля и вороны и отчаянная безнадега. Он хорошо относится ко стоперам и не требует денег, готов подвезти несколько километров до своего поворота, но ему интересно: зачем. У каждого, однако, свои на это причины: одних гонит интерес, других отчаянье, третьих скука, а некоторые просто слишком много узнали, чтобы оставаться на месте.
– На посту проблем не будет? – деловито интересуется отзывчивый браток. Да откуда ж мне знать? Впрочем, я твердо говорю: нет, не будет и яко позна имя Мое, просто ВЕРЮ, что не будет проблем, а вера это такая мощная штука, что может двигать и горы, что уж тут говорить о людях, профессионально машущих резиновыми и полосатыми палками. Воззовет ко Мне и услышу его, с ним есмь в скорби, мы проезжаем мимо ближайшего к Ростову поста, где стоит целая очередь из остановленных ментами машин, и толстый щекастый гаишник уже поднимает свой зебровидный Жезл Возмездия, но прямо перед постом нас хамски и донельзя кстати подрезает другая машина, и жест палкой достается ей.
Высаживая меня через десять минут, браток желает удачи, и я снова продвигаюсь вперед. Прыг-скок в попутку до ближайшего пригорода, прыг-скок из пригорода в ближайший автобус до Ростова, не доезжая до автовокзала прыг-скок – и я снова брожу по людным улицам города, в котором никогда раньше не был, и наверняка с удовольствием насладился бы его красотами, если бы мне не требовалось как можно скорей из него выбираться. Здесь живет Рыбка, мы некогда познакомились в Сочи, и я бы с удовольствием с ней погулял. Мы бы прошлись по центру и посидели в тенистых скверах, поели мороженого и попили бы пива, но Рыбка приехала в Москву в тот самый день, когда я оттуда рванул, поэтому я в Ростове один, топчу камень, бетон и асфальт. Нельзя сидеть и нельзя останавливаться, поэтому я неторопливо двигаюсь по проспектам, и перевожу дыхание лишь на остановках наземного транспорта. Здесь всегда стоят люди и ждут своего скотовоза, они заведомо неопасны и не вызывают ни у кого подозрений в террористической деятельности, обычные батарейки, направляющиеся из точки дом в точку работа и наоборот.
Светлый и чистый, высокий и крепкий, красивый, монументальный, похожий на областной дом культуры автовокзал гудит размеренным гулом. Толпы народа теснятся на плацу отправления и топчутся в огромных очередях к кассам, откуда пассажиры убывают во всех географических направлениях. Изучив расписание, я обнаруживаю, что меня изучает курсант милиции: он стоит рядом с расписанием и внимательно изучает тех, кто изучает перед ним расписание. Я невозмутимо занимаю очередь и славлю про себя ленивых и неподъемных российских чиновников, которые до сих пор не умудрились ввести на междугородном автобусном сообщении паспортную систему продажи билетов.