На коротко стриженном взгорке, который мы огибаем на одном из крутых поворотов, высится одинокое деревцо: налившаяся спелыми плодами дикушка-хурма. Давно сбросила листья все до единого, но исполнилась плодовой оранжевой тяжести. Мне чудится ДРЕВО. Оно выросло некогда из малого семени и налилось жизнью. Почки распустились в листья, благоухали цветы, крепилась плодовая завязь. Но пришла осень, а с ней холод и морось, и сброшены листья. Лепестки цветов давно облетели, увянув, зато налилось соком спелое диво и жаждет плюхнуться оземь, рассыпав в почву небытия зерна новых творений. Наступила зима, Древо Жизни высохло, голо, настает время падать плодам. Сгниет и истлеет их кожица, будет склевана птицами мякоть, но семена падут в почву, чтобы населить собой бесконечный лес мирозданий.
На полпути к месту нашего следования дорога превращается в вязкую маслянистую кашу. Уазик буксует, увязнув в грязи едва не по днище. Беспомощно и натужно прокручиваясь, колеса вклеиваются в самородную ловушку все сильнее и глубже. Оставив машину, мы разбредаемся кто куда на кратковременный отдых от тряски. Немного оторвавшись от спутников, я прохожу вперед по тропе и останавливаюсь над обрывом отвесной скалы, опоясанной тонким ремешком автодороги.
Надо мной нависает кобальтово-серый утес, затянутый мшистым ковром. Внизу мирно покоится зеленое море смешанных многолетних лесов. Далеко впереди открывается розоватая в лучах раннего утра гряда могучих горных хребтин. Их остекленные хрусталем верхушки окроплены золотой пудрой восходящего солнца, а подножья затянуты плотным и пестрым лесным одеялом. Воздух бел и прохладен, хрустально чист, как это бывает только в горах.
Присев на корточки у края тропы, я плыву на волнах тихого восхищения. Маятник качается в Светлое. Как морской вал, как лавина, как столп звездного пронзительного свечения накатывает на сердце неодолимая радость. Словно остудили перегревшийся двигатель, остывает утомленный недавней жутью и страстью мой разум, расслабляется измотанное напряжением тело. И вместе с ощущением мира в душе, в нее вселяется утраченное в далеком младенчестве счастье от осознания полноты собственного бытия: Я ЕСТЬ.
Счастье рядом. Только протяни руку, только дай волю сердцу, только выпусти из клетки томящийся под замком разум, и ты обретешь его в сознании Сущего. Нет нужды жить в несчастье и делать несчастными всех окружающих, жизнь можно выбрать. Эта священная и святая способность заложена в нас нашим общим глубинным Сознанием, нашим благодатным Творцом, любящим небесным Отцом. Мы можем выбирать то и это. Мы можем управлять своей жизнью во зло или направить во благо. Нет границ и ограничений кроме тех, что мы создаем себе сами. Наш мозг работает на какие-то сотые доли от своих потенциальных возможностей. Все способности творить, конструировать и реконструировать матрицу бытия заложены в нас.
Сотворение мира – это со-творение богов, единых в Едином и Единственном БОГЕ. Со-творчество – наша способность, наша задача и наше бесконечное счастье. Когда перестанем мы рушить, убивать и насиловать, когда прекратим создавать преисподнюю на земле, вырывая с корнями ростки всякой жизни, мы духовно преобразимся для Нового. Возродимся в качестве Настоящих Людей, оправдывающих богоданный образ свой и подобие. Такая качественная трансформация станет залогом обновления человеческого бытия. Духовное Преображение установит совершенное царство Нового богоподобного человечества, живущего в неразрывной связи с Творцом. Установит новый Золотой Век на Земле. И откроет источник Жизни, дающий людям бессмертие.
До меня доносится беззлобная ругань: Турки, совместно с нашим проводником и водителем, извлекают транспорт из западни. Я спешу к уазику на подмогу, и вскоре мы снова движемся в путь. Солнце рвется к зениту. Яростно пьет его жаркий огонь природная зелень, стремясь впитать его щедрый дар впрок перед наступающим сезоном дождей. Дорога одолевает сопку за сопкой, тянется вдоль прорезавших друг друга ущелий, пробивает леса, поляны и косогоры. Наконец она становится ниже и уже, почти уже невидна, и вдруг обрывается пустотой, под которой шумит, завывает река.
Дорогу размыло первыми предзимними ливнями. Дальше идем пешком, ступая на узенькую тропинку в ущелье. Под нами недовольно бурлит почти черная от селевых потоков Гума. На каменистых островках, выдающихся вверх из-под яростного течения, скрипят и болтаются набросанные потоком деревья. Пни-плавуны, толстые ветви, целиковые стволы узловатых самшитов и грациозных акаций вырваны с корнем. Наш проводник цокает языком: автомобильная дорога раньше вела вдоль берега прямо к мосту, но прошедшим на днях половодьем ее начисто смыло.