И дело даже не в форме. Ту же соль можно не кидать через плечо, а залить водой, слизнуть или втянуть в ноздрю как дорожку кокоса. Существенна лишь та сила, которую вкладываешь в процесс. Вера в то, что определенное действие является контрмерой к другому действию, обрушивает всю цепочку. Любое действие, оснащенное верой, приобретает духовную силу. Становится, если угодно, магическим.
Люди, которые говорят, будто не верят в приметы, обманывают сами себя. Они не верят лишь в то, что приметы имеют над ними силу. И, таким образом, эта сила нейтрализуется другой верой. Например, твердой и направленной верой в то, что сами по себе приметы бездейственны и безвредны. Либо верой в присутствие ангела-хранителя. Или в силу молитвы. Молитва! Все на виду. Средство изменять матрицу заложено в самой матрице. Молитва суть беседа с Богом. Та самая связь, что сводит вместе микрокосм с макрокосмом, не сливая их в присносущном единстве.
Но разве не глупо молиться себе самому? Впрочем, нет. Не себе самому, а Себе Самому. Далеко не одно и то же. Иначе и молитва Христа в Гефсиманском саду была бы опереточной показухой. Самостоятельно изменять матрицу изнутри мне еще предстоит научиться. Может быть. Когда-нибудь. Если удастся выкарабкаться теперь. Блин. Как я мог столь легкомысленно относиться к нынешней ситуации УЖЕ СТОЛЬКО ЧАСОВ ПОДРЯД?
Едва не оборвав петельку, я сдергиваю с вешалки куртку и реквизирую нагрудный карман. В руках теперь стопка иконок: на лицевой стороне образ, на обратной молитва. Где-то должна найтись нужная. Всегда должна быть подсказка.
Об исцелении. Преподобному Сергию. Пресвятой Богородице. Нашел!
Псалом 90. Набор слов на церковнославянском, который многие годы производил на меня особенное воздействие. В православной традиции этот псалом считается мощнейшей оградой от действия нечистых духов и всякой материальной злой силы. Нынче я смотрю в этот текст, будто увидел его впервые в жизни. Все непонятные, словно смазанные ранее строфы приобрели четкие очертания. Дальнейшие шаги складываются в Путь, будто на земле проявились отпечатки ног, которые на нее еще не ступили.
Я должен уехать. Далеко, высоко и надолго. Поселиться в монастырской обители. Подготовиться. Вооружиться явленной мне истиной как базукой, и выстрелить из нее в голову Левиафану. Понятия не имею, где покоятся его гнилые мозги, но был бы череп, а пуля отыщет. Надобно уложить одним залпом. Так, чтобы дальнейшее существование Системы стало ее предсмертной агонией. Разрушительными конвульсиями, за которыми начнется качественно Новое, Светлое, Вечное и Святое. Но пока – темень. Прямо как сейчас за окном. Пока – ветер. Заунывно взвывая, он гонит табуны мрака откуда-то с севера. Пока – холод. Как не хочется куда-то бежать!
Все было так спокойно когда-то, примерно позавчера. Маленькая комнатка, деревянная обшивка стен, уютный свет стоваттной электрической лампочки. Еле ощутимое тепло, исходящее от ребристого корпуса калорифера. Онже за забиванием косяка, его невзрачная женушка за чтением учебника по какой-то зауми. Все это придется оставить. Броситься в студеную ночь. Выбредать на пустынные тропы, спешить, торопиться, оглядываться. Смотреть на часы и озираться по сторонам. Мерзнуть, уставать и таиться. Быть может, проводить ночи на улицах, голодать. Но иначе нельзя. Ждать немыслимо.
Может, прямо сейчас?
Оглядев комнату, бросив взгляд на черный свет за окном и на разбросанные повсюду мои носильные вещи, так некстати перевезенные на Николину Гору, я осекаюсь: не время. Все должно происходить в свой черед. Чуть задержаться – и будет поздно. Дернуться раньше – пропал по неосторожности. Нет, не сейчас. Неизвестно, где теперь Онже. Неизвестно, как вознамерятся действовать левиафанцы. Неизвестно, где окажусь и я сам, если рвану в эту холодную неизвестность под давлением первого порыва эмоций.
Путь необходимо продумать. Оказавшись в городе, я постараюсь тщательно все спланировать. Найду срочный ремонт для ноутбука, загляну в Интернет, и с помощью географической карты мысленно проложу маршрут путешествия. Насколько возможно, подготовлюсь к отъезду. А потом заеду к родителям: попрощаться. Да. Так и сделаю. Вещи? Если я потащу с собой сумку, это вызовет ненужные вопросы у Онже и привлечет внимание Матрицы. Нельзя вызывать подозрений. Я возьму с собой только самое необходимое: документы, деньги, смену белья, теплый свитер. Ноутбук – обязательно. Мне придется писать. МНОГО писать.
Я выхожу продышаться на улицу. Двор непрогляден в густой темноте. Под свистящим и яростным хлыстом ветра деревья поднимают шумные вопли. С дерюжной ткани мглистого неба осыпаются блестки мерцающих звезд. Хлопают на ветру чьи-то ставни. Завывает разогнанный воздух в аэродинамических трубах жестяных водостоков. Звенит и рыдает на все голоса поющий ветер Галины Альбертовны. Выйдя за ворота участка, я оглядываюсь по сторонам. Голем-мобиль, притаившийся в конце улочки, лишает меня возможности осмотреться, ослепив дальним светом безжалостного ксенона. Чтобы не выдавать беспокойства, я застываю на месте и неторопливо курю, разбрасывая по сторонам пучки ярких искр.