– По факсу пришел еще целый набор гимнов, – известил Урагант, тряся листками бумаги. – Пресвятой Деве Марии, славным двенадцати апостолам и каждому из 25 тысяч святых, включая святого Серапиона (чье имя, как признается поэт, ужасно трудно рифмовать), подарена отдельная песня. Прикажете озвучить все сразу?
Иуда отшатнулся от Ураганта как от прокаженного.
– Да нет, благодарим покорно. – Он перекрестился на распятие. – Пожалуй, пора давать телефонный звонок. Кто сейчас на линии?
– Композитор Сальери! – бодро отрапортовал Иван.
– Тоже с гимном? – испугался Искариот.
– Нет, – успокоил его Урагант. – Хочет сделать признание перед лицом Господа. Он не травил Моцарта ничем: тот от переутомления умер.
– Господь давно в курсе, – буркнул Иуда, – незачем эфир занимать. Давайте опять дадим прямое включение ВДНХ. Александр?
Целкало заново проявился при свете софитов. На этот раз площадку окружали люди в коротких белых одеждах и в плетеных сандалиях. Центром внимания служил напомаженный человек в джинсах «Версаче», с рыжей бородкой и завитыми волосами. Он уверенно, хотя с некоторой опаской взял микрофон, отработанным жестом откинув назад волосы.
– Император Нерон, династия Юлиев-Клавдиев, – тонким, почти женским голосом отрапортовал человек. – Dominus, я уверен, что мне положена амнистия. Посудите сами – я сжег Рим, и это невольно положило конец массовым казням христиан. Иначе всех ваших сторонников, включая апостола Петра, львы на арене амфитеатра благополучно бы скушали. Кстати, хотите контрамарочку? Мой артистизм наконец-то оценен по достоинству: завтра у меня премьера в отличном спектакле Виктюка.
Иисус посмотрел в камеру и отечески улыбнулся.
– Забавная у вас, однако, логика, любезный цезарь! – отрезал Иуда. – Но чего еще ожидать от человека, чья должность в ХХ веке ассоциируется сугубо с салатом. Если следовать вашим умозаключениям, то мы должны амнистировать всех крыс, в 1347 году заразивших Европу Великой чумой и тем самым отсрочивших приход эпохи инквизиции. И не обольщайтесь относительно театра. Вас туда взяли только по той причине, что вы звезда, имя которой можно указать на афише. А звездам не надо уметь играть. Таланта же у вас не больше, чем у арбуза.
Экран померк, закрыв перекошенное от злобы лицо Нерона.
Иуда мельком взглянул на песочные часы, стоящие на столе перед Иисусом.
– Кто там еще остался? – спросил Искариот. – Время истекает.
– Казанова на телефоне, – ответил Урагант. – Даем подключение.
В студию ворвался старческий и в то же время бодрый голос.
– Бон джорно, дорогой Иисус, – бархатно произнес Джакомо, и пара ангелиц, невольно вздохнув, затрепетали крыльями. – От слов к делу. В благословенном 1751 году от Рождества Твоего в первую декаду апреля я спал с двадцатью женщинами, а во вторую – с двадцатью пятью. В чем проблема? Семеро из этих двадцати пяти были те, что с прошлой недели. Но при этом с тремя было по два раза. Вот я и спрашиваю: считается ли меньшим прегрешением, если с одной ты согрешил дважды?
Иуда задумчиво достал калькулятор.
– У меня какие-то дроби получаются – признался он после манипуляций на клавиатуре. – Но, Джакомо, положа руку на сердце, ты думаешь, апостолы на Страшном Суде будут детально разбираться, кого ты и сколько раз? Ведь даже за одиночное прелюбодеяние автоматом положена геенна огненная. Я понимаю, что ты перетаскал в постель кучу баб не от хорошей жизни: твоя любимая безвременно померла[22]. Но, дорогуша, даже несчастная любовь ничуть не оправдывает безудержное блядство.
– Благодарю, синьор, – любезно поблагодарил Джакомо. В динамике грустно заиграла песня Casanova in Hell британского дуэта Pet Shop Boys.
Иуда бегло просмотрел список поступивших за минуту sms:
– О! Пишет слесарь из Абакана. «Господь! Я бедный человек, живу в провинции. Подари мне, пожалуйста, свои часы. Тебе-то фигня, а мне будет здорово: небось они ж у тебя очень дорогие».
Искариот смущенно посмотрел на Иисуса.
Тот спокойно кивнул.
– Ничего страшного, – мягко сказал он – тихим, но звенящим голосом.
Урагант, услышав глас Божий, от неожиданности уронил микрофон. Иуда перед эфиром предупреждал: Бог-сын придет лишь посмотреть на людей, которые просят о прощении, чтобы понять – кто они такие и что им нужно, но общаться на прямой линии ни с кем не будет. Впрочем, ведущий быстро пришел в себя и теперь волновался только о том, чтобы Господь не загораживал собой логотип «Актимеля».
– Искариот, для людей это нормально, – продолжил Иисус. – У человечества такая натура. Как правило, они хотят повышения зарплаты, бонусов на Новый год и клевый автомобиль. Не покидает ощущение – меня тут приняли за Деда Мороза. Спасти душу никто не просил… они полагают, что Бог – это что-то вроде доставки пиццы. Без проблем. Специально для слесаря из Абакана я создам у него на столе из воздуха часы DeWitt за миллион баксов: такие же носит один скромный министр правительства Москвы.
Иисус встал из-за стола, и Искариоту показалось, что по его лицу скользнула тень. Ангелицы вновь заиграли на арфах, и сладкая музыка наполнила комнату.
Урагант беззвучно выдохнул, взявшись за микрофон.
– Это была прямая линия «Разговор с Иисусом», – напомнил он, широко раскрыв глаза от восторга. – Спасибо нашим телезрителям за вопросы! Приношу извинения первосвященнику Иудеи Каиафе. – Иван быстро и почти незаметно подмигнул Искариоту. – Ввиду плохой связи, его разъединило пятнадцать раз, и он так и не смог дозвониться. Аплодируем Сыну Божьему!
Иисус подошел к распятию. Они были разительно непохожи – пластиковый на кресте и настоящий, во плоти. Последний наклонился к левой ноге статуи, рассматривая потеки красной краски.
– Сколько стоит? – в лоб спросил он Иуду.
– До Апокалипсиса – семьсот евро, – честно ответил тот. – Правда, я со скидкой брал. Ты обрати внимание: краска с креста ободралась, и…
Иисус растаял, не сходя с места, – сначала сделался зыбким, потом стал расплываться, как облако, и, наконец, его тело сделалось прозрачным. Через минуту посреди студии остался только глаз – голубой, с веселой искоркой. Подмигнув Иуде, око исчезло. В студии повис легкий запах карамели.
Из коридора послышался бухающий топот. Обычно так бежит человек, припадая всем весом на обе ноги, когда у него срочное дело. Дверь застонала, как в судороге: в студию ворвался третий ангел Апокалипсиса – Хальмгар. Бледный, он сжимал в руке трубочку, сверток из бумажек.
– Где Иисус?! – в ужасе бросился Хальмгар к Иуде.
– Только что отбыл в чертоги, – зевнул Искариот. – А ты чего такой нервный? Он же предупредил, что сутки не будет никого принимать. Завтра официальное открытие Страшного Суда в формате 3D, Кэмерон должен презентацию провести. Иисус желает нормально подготовиться.
– Ооооо! – жалобно простонал Хальмгар и смял в кулаке бумаги. – Силы небесные, я так и не успел! Понимаешь, надо СРОЧНО… У нас эти вещи не практикуются, но я своей волей организовал ДНК-анализ камеры Сатаны. Выяснилось ТАКОЕ… Иисус должен видеть эти данные и быстро принять решение. Любая отсрочка нашей встречи приведет к непоправимым последствиям!
Но Иуду не убедили ни слова, ни даже лихорадочный блеск в глазах Хальмгара. Да уж конечно. К Иисусу ежедневно ломится на прием по меньшей мере миллион ангелов, и у всех неотложное дело, без которого погибнет мир.
– Придется тебе подождать до завтра, – равнодушно сказал Искариот. – А то и до послезавтра, в связи со стартом Страшного Суда. Запишись в приемной.
Хальмгар еще минут десять пытался убедить Иуду в крайней важности своего доклада, однако в итоге понял – до его сенсаций в канун Судного дня никому нет дела.
Выйдя в коридор, он сел на стульчик, неловко подмяв крыло. Мысли рассыпались бусинами – ангел бесцельно, почти не глядя, перебирал визитки в бумажнике. Это продолжалось полчаса, пока он внезапно, неожиданно для себя, вдруг не наткнулся на одну визитку.
22
Казанова указывал в записях, что его первая девушка трагически погибла: после ее смерти он дал клятву больше никогда не влюбляться.