Однако о своем дитя она так и не знала.
– Да, – губы сами зашевелились, больше неподвластные его воле, – будешь катализатором.
Она умрет. Рифи разъест чужеродная магия.
«Что делать?»
– Начинай, Курт.
– Да. Серебряное лезвие?
Снова она потянулась к карману и достала плоское короткое лезвие, испещренное письменами ушедших Сайго. Демоны, где Рифи его достала? Есть ли то, чего эта женщина может не знать или не найти? Неужели ей все же удалось отыскать старый храм этих зомбоделов?
– В нем мало осталось, – снова, будто сам не свой, произнес мужчина, – тебе придется осушить его до конца.
– Да, знаю. Духи не помешают? – Орифия уверенно прошла к распластанному обнаженному телу юноши-полукровки и немного брезгливо повернула его голову, чтобы было удобнее приложиться к артерии. Убийца издал тихий едва слышный стон. – Ему больно. Но умирать не хочет, – слова этернель были столь будничными, словно она рассказывала о погоде.
Поможет ли «разрыв нити» порвать его связь с Контрактом? На самом деле, Курт очень сильно сомневался, но другого выхода не было. Сам ритуал был рассчитан на расторжение связи с потусторонним миром, откуда Сайго раньше брали демонов и пихали в человеческие тела. Это очень похоже на магию клана Вуду, но у Сайго демоны оставались тупыми прислужниками, без воли и желаний. В разы мощнее духов вроде бывшего КГБшника Эндрю, но способных лишь исполнять приказы, не проявляя воображения и собственной инициативы.
Парень на полу, видимо, предчувствуя новую боль и то, что из него скоро снова потянут кровь, дернул пальцами и едва поморщился, протестующее заскулив. Вырезанные на нем знаки, которые, как раньше думал Курт, помогут с Контрактом, не затягивались. Даже спустя долгие недели. Грубовато, но этот полукровка того заслуживал.
– Предупреждаю, – нахмурился Бейн, не в силах отказать Рифи с ее планом, – у него отвратительный вкус, и он отчасти туманит разум.
Орифия нависла над молодым полукровкой и пристально на него посмотрела. Тот снова заскулил, и из глаз по грязной бледной коже потекли слезы. Этернель в отвращении сморщился. Все смертные горазды считать себя пупом земли, а потом, когда из загоняют в угол, ссутся и плачут. Бедные неразумные дети.
Орифия аккуратно, как и подобает леди, приложилась мягким укусом к шее убийцы, и тот широко открыл глаза, раскрыв рот в безмолвном крике.
«Точно, засранец, это твои последние секунды», – без жалости подумал Курт, готовя лезвие. – «Не может быть все так просто. Бесполезно».
Несколько растянувшихся секунд, и орлеанский психопат-полукровка закатил глаза, став просто мертвым телом. Отработанной массой. Маг не сдержал улыбки, желая тому «ярких» моментов на Том свете. Орифия отстранилась и уронила лицо в ладони, приходя в себя.
– Давай скорее, а то меня мутит.
– Руку, – мужчина подошел к сидящей на полу этернель и требовательно протянул ладонь.
Рифи расстегнула молнию у кофты до конца и сняла ее.
– Прости, мне нужно много, – Бейн крепко ухватился за протянутую руку, сжал ее запястье в ладони и, поджав губы, воткнул старое лезвие Сайго у локтевого сгиба Орифии. Возлюбленная гулко вскрикнула, но даже не думала отступать. Маг с жалостью потянул лезвие в свою сторону, разрывая нежную кожу, выпуская наружу жизненную силу главы Сшиллс. Рифи судорожно хватала ртом воздух, зажмурившись и пытаясь не чувствовать боли.
Еще немного. Серебро нагрелось, письмена на нем словно втягивали в себя кровь вампирши, звеня от наполняющей их силы. Лезвие было довольно, жадно насыщаясь качественной кровью. Темные тягучие струйки не растекались по обыкновению, а тут же втягивались в серебро. Лезвие в пальцах Курта завибрировало, будто говоря, что уже достаточно, и он скорее отнял его от руки Рифи. Она тут же прижала ее к себе и кивнула Курту.
– Все нормально.
– Дальше будет хуже.
– Знаю, – Рифи ободряюще улыбнулась.
Зачем она это делает? Почему подбадривает его, когда ей самой приходится все это переживать?
Дура…
…Удушливая июньская полночь. На площади бушуют смертные в своем новом митинге, разжигая костры революции. Совсем скоро монархии придет конец. Та же сырость щекочет ноздри, те же камни подземелья безучастно смотрят на происходящее в его стенах. Страх и ненависть ощущаются привкусом на языке. Кровь и боль. Цепи и раскаленный металл под кожей. Женщина страдает, а он в безмолвии ничего не может поделать. Отец смотрит на сына и понимает, на что тот способен в этот момент, и в ужасе пытается хотя бы чувствами достучаться до него. Ее боль – его страдания. Он чувствует все на расстоянии так, словно они крепко связаны кровными узами, но ничего… абсолютно ничего не может.
– Стереть рамки, – прошептал Курт, зная, что за собой повлечет его отчаяние.
У него получится. Духи всегда откликались ему с особым энтузиазмом. И Эдду все поймет. Что до его отца… большой грех убить создателя, но Курт готов нести на себе эту ношу. Лишь бы…
– …она спаслась, – сказал Курт с затуманенным взглядом, вернувшим его к тому моменту, когда все началось.
– Курт?
Голову сдавило, черная масса, отравляющая все его сознание врезалась в тело с невероятной силой, выбивая Курта, смывая и давя, словно мелкую букашку. Чужой смех зазвенел в голове, причиняя магу страдания. Бейн держался, отчаянно хватался за себя и эту реальность, но… вдруг он почувствовал легкость. Легкость от того, что его душа разлетается сотнями осколков, уходя от мучений… погибая.
– Нет! – отчаянный женский возглас, наполненный болью и неверием. Это последнее, что он услышал.
«Поздно», – последнее, о чем подумал Курт, растворяясь в небытие и отдавая тело другому.
ГЛАВА 6
Нуоргам, Финляндия
Саманта стояла у зеркала, чувствуя, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Она провела руками по платью, ощущая под кожей нежную шелковую ткань. Они с Розалией не так давно выбрались в Хельсинки и, как только увидели это нежное белоснежное чудо, решили, что нашли искомое. Сэм не хотела тратить много денег, все же их церемония изначально планировалась как скромная – только для самого близкого круга – поэтому не было нужны наряжаться, как голливудская дива.
Платье мягко облегало фигуру, красиво спадая вниз за счет тяжести самой ткани. Шлейфа не было, но подол доставал до пола. Сам фасон наряда был довольно консервативен: вырез неглубокий, а рукава обрезаны на три четверти, что, по сути, скрывало все, что только можно. Однако оно было невероятно женственно и элегантно, подчеркивая ее стройную фигуру с округлостями в нужных местах, а длинные черные волосы, сейчас завитые и лежащие на плечах мягкими волнами, дополняли образ.
Сэм усмехнулась, повернувшись к зеркалу боком. Живот еще совсем не выделялся, но почему-то сейчас она куда отчетливее ощущала, что внутри нее растет новая жизнь. Маленькое продолжение ее самой и Джимма. Их маленькая радость и самое настоящее чудо. Она судорожно вздохнула, ощутив, что на глаза наворачиваются слезы и попыталась справиться с эмоциями. Сегодня все давалось куда сложнее.
Всю ночь они с Джиммом не выпускали друг друга из объятий. Саманта буквально таяла от его нежных томительных поцелуев и взглядов, наполненных любовью. Сердце пело, делая ее самой счастливой на свете. Она любила и была любима. Что может быть прекраснее?
Конечно, учитывая, кого они с Джиммом называют своим близким кругом, не обошлось и без происшествий, ведь вчера ближе к вечеру приехали Эдду и Хлоя, а вся эта прекрасная ночь, будто созданная для Саманты и Джимма, была бы куда приятнее, если бы существовали супер-беруши для этернелей. Или у Эда и рыжеволосой красотки, стреляющей в Джимма непонятными многозначительными взглядами, существовало такое чувство, как совесть.