— Господи, Стюарт!
Мелисса спрыгнула на асфальт, захлопнула за собой дверцу и направилась к магазинчику. Продавец сидел у кассы, закинув ноги на прилавок, и читал книгу; когда звякнул колокольчик у двери, он отложил ее обложкой вверх.
— Чем могу быть полезен? — обратился он к ней.
— Пачку «Мальборо Лайт», пожалуйста.
Вытаскивая сигареты с полки над прилавком, он покачал головой:
— Зря вы курите, леди. Это вредно для здоровья.
— Зато я перестала загорать.
Продавец рассмеялся.
Она посмотрела на него внимательнее; это был молодой парень, с обыкновенным лицом, кожа его по цвету и виду напоминала ножки поганок, которые она собрала с пола на кухне. Или кожу Стюарта — теперь, когда он изменился.
Но глаза приятные, решила она. Ясные, голубые, как вода в реке. Такие глаза могли бы быть у ее ребенка. Когда эта мысль промелькнула у нее в голове, ей захотелось что-то сказать — что угодно, лишь бы завязать разговор.
— Как вы думаете, дождь когда-нибудь перестанет?
— Кто знает? Может быть, это к лучшему. Очищение.
— Вы так думаете?
— Кто знает? Смоет весь мир, и мы начнем все сначала. Я не против дождя.
— Я тоже, — произнесла она и снова вспомнила отрывок из радиопередачи. «Вы говорите, что Бог на небе наблюдает за нами? — спрашивал ведущий. — И что Он разгневан?»
«Она разгневана, — ответила женщина. — Она разгневана».
Мелисса украдкой коснулась ладонью живота, где ребенок, ее ребенок, рос и умер. Внезапно безумная логика этих слов, их ясность и красота дошли до ее сознания: этот мир сотворили они, подумала она, люди, подобные Стюарту, — мир машин и шума, этот мир, полный бездушных, безвкусных вещей. Этот мир, который скоро смоет водой. Их мир.
Стюарт снаружи сигналил ей. До нее донесся этот звук, назойливый, пронзительный, резавший слух. Мелисса взглянула на машину, на Стюарта, в нетерпении постукивавшего пальцами по рулю, стремившегося уехать отсюда, поскорее очутиться в горах. Три комнаты, всего три комнаты. Она и Стюарт в этой тюрьме, а вокруг — стена дождя. Дождь продолжался; он стучал по крыше над резервуарами с бензином, падал с неба сплошными потоками, обрушивался на асфальт, и отражения неоновой вывески «Тексако» плясали на черных лужах.
— Леди? С вами все в порядке? Мисс?
— Миссис, — автоматически поправила она, затем обернулась к продавцу.
— Вы в порядке?
— Все нормально, я просто задумалась.
Звук автомобильного сигнала раздался снова.
— Приятный парень.
— Не совсем. Однако иногда он старается.
Снова сигнал. Нетерпеливый.
— Вам лучше идти.
— Ага. — Она принялась копаться в сумочке в поисках денег.
— Не нужно. Теперь это все равно не важно, правда?
Она помедлила:
— Спасибо.
— Не за что. Будьте осторожны. Неизвестно, какие в горах дороги.
Она кивнула и вышла под дождь. Стюарт стоял около машины. Дверца была открыта; в оранжевом свете уличных фонарей его кожа казалась похожей на губку, руки были скрещены на груди. Он в нетерпении смотрел на нее, и за спиной у него были только тьма и дождь. Вода лилась с ночного неба, лилась на блестящий асфальт, на дома, на сверкающую вывеску «Тексако». Вода заливала все вокруг, готова была смыть все.
— Давай быстрее, — позвал ее Стюарт.
И она ответила, не успев сообразить, что говорит:
— Я не поеду. Уезжай без меня.
Когда эти слова сорвались с ее губ, ее внезапно охватило чувство тепла, возбуждения, возвращения к жизни; она почувствовала себя свободной, словно тугой узел эмоций, затягивавшийся в ее груди последние несколько лет, внезапно развязался.
— Что? — крикнул Стюарт. — Что ты такое говоришь?
Мелисса не ответила. Она прошла мимо машины, мимо Стюарта, остановилась у края крыши, защищавшей заправку. Передернув плечами, она сбросила плащ, и он упал на землю у нее за спиной. Не обращая внимания на мужа, она поставила носки туфель вдоль бордюра, вдоль той линии, где заканчивалась крыша и начинался дождь.
Стюарт окликнул ее:
— Мелисса! Мелисса!
Но Мелисса не ответила. Она шагнула в тот мир, который скоро должен был исчезнуть, под струи дождя. Капли падали на нее, прохладные и освежающие, скользили по ее щекам, губам и волосам, лаская ее, как пальцы возлюбленного.
ЛИНДА НАГАТА
Потоп
Линда Нагата живет на Гавайских островах и в настоящее время работает программистом онлайн-приложений. Нагата выпустила серию отдаленно связанных между собой романов, развивающих идею нанотехнологий. Один из них, «Создатель Бора» («The Bohr Maker», 1995), получил премию журнала «Locus» как лучший дебютный роман. Представленный ниже загадочный рассказ, опубликованный в 1998 году, еще долго не выходил у меня из головы после того, как я его прочел. Созданные в нем мощные образы превращают кошмар всемирного потопа в некую мистическую аллегорию.
Ночью Майк лежал без сна на своей постели из сырых листьев, над которой высились кроны эвкалиптовых деревьев, и прислушивался к шуму прибоя. Его молодая жена Холли спала на земле рядом с ним, прижимая тонкое одеяло к подбородку, стиснув ногами его ноги. Он легко прикоснулся к ее животу и почувствовал, как поднимается и опускается грудная клетка.
Ночи были хуже всего. Ночью он не видел приближения воды. Поэтому Майк слушал прибой, пытаясь по звуку определить, на сколько метров повысился уровень моря. Ему приходилось видеть, как океан поднимался на тридцать метров за одну ночь. Он приближался и никогда не отступал.
Страх тек по телу Майка, как масло, — холодный, неотступный страх. Мысленно он уже видел, как тонет Холли, видел ее бледное, усталое лицо, когда она в конце концов скрывалась под наступающими волнами. Такая смерть была древней, знакомой.
Боже, Боже, Боже.
Внезапно, несмотря на прохладную ночь, он покрылся потом и внутри у него все сжалось. Он подумал, что сейчас самое время вспомнить какой-нибудь отрывок из Библии, утешительный, полный глубокого смысла. Но ему ничего не приходило в голову. Он никогда не относился серьезно к религии.
И все-таки в эти дни, когда мир тонул у него на глазах, мысли о Боге неотступно преследовали его.
Как мог Он допустить подобное?
Майк не верил в милосердие Господне. Он сомневался даже в том, что верит в существование высшей силы. И сейчас, находясь в одиночестве среди выживших, он отказывался признать, что конец света — благо.
Незадолго до рассвета вода, должно быть, достигла пологого участка суши, потому что гул прибоя немного стих. Майк уснул; когда он проснулся, солнце уже стояло высоко. Прижавшись к Холли на их постели из листьев, он посмотрел вниз, на море. Он видел волны за ближайшей рощей. В прохладном, неподвижном утреннем воздухе поверхность воды сверкала как стекло; за ночь океан затопил луг, и трава придавала воде зеленоватый оттенок. Невысокие волны катились со стороны моря и с негромким шорохом полумесяцами поднимались к эвкалиптовой роще.
Майк, еще не совсем проснувшись, смотрел на прибой; его кошмары и ужасная реальность казались одинаково далекими, но вскоре легкий ветерок, пронесшийся над кронами, напомнил ему о необходимости сделать парус для недавно законченной лодки.
Холли пошевелилась во сне. Он склонился над ней, осторожно отодвинул с ее лица длинные темные волосы, поцеловал в щеку, и снова сердце его сжалось от страха. Он не позволит, чтобы ее забрали. Он не может этого допустить. Лучше утонуть. Но еще лучше тайно увезти ее на лодке. Это должно произойти скоро. Возможно, даже сегодня.
Ресницы ее дрогнули, она потянулась, затем улыбнулась ему, и в темных глазах ее сияла безмятежная радость.
— Майк. Ты чувствуешь, Майк? Уже скоро.
— У нас не осталось еды, — сказал он.
Она села, пожала плечами, и ее длинные загорелые ноги покрылись гусиной кожей в утренней прохладе.
— Еда нам не понадобится. Сегодня — последний день. Я это чувствую.
И, словно для того, чтобы подтвердить ее слова, очередная волна скользнула по роще и, шурша, подкатилась к ее ногам, затем отступила, оставив на песке полумесяц. Майк поймал себя на том, что не сводит взгляда с этого ужасного следа. В течение нескольких недель после начала потопа он смотрел, как песок и волны поглощают дороги, дома, леса, пастбища, фермы, как неуклонно поднимается океан, пожирая остров, который они называли своим домом. Они отступали в гору, а вода догоняла их, но самая высокая точка на этом острове находилась всего в пятистах метрах над уровнем моря.