— Ты что, хочешь сказать, что я не что иное, как компьютерная игра? Вот это оригииальная идея!
— Какой откровенный сарказм, мистер Фарадей. Прошу вас! Нет, отнюдь не так банально. Будь это так, вы, полагаю, никогда бы не узнали, что являетесь… э-э… симуляцией. К несчастью, те существа, запустив свой десятимерпый компьютер, сумели разработать свойства области С 9и вычислили, что ее можно использовать для физических передвижений, нарушающих законы С 11. Межзвездные корабли, если хотите. Путешествия во времени и тому подобное. Магия.
— Как удобно!
— Мистер Фарадей, когда подключили первое устройство С 9, оно породило цепную реакцию, обрушивающую измерения друг в друга, практически обгладывающую высшие измерения. Надо было как-то остановить эту катастрофу, и вот кто я такой, и вот что происходит.
— Не понял…
Вздох.
— Полагаю, не поняли, мистер Фарадей. Послушайте: масштабы времени в высших измерениях значительно продолжительней, чем в вашем. Пространство С 3возникло как авария на производстве, и все в ней является продуктом той аварии. Вы — токсичные отходы, а теперь прибыла команда уборщиков.
— О!
— Мистер Фарадей, обитатели C 11не знают о вашем существовании, а если бы знали, оно бы их не интересовало. Они намерены всего лишь устранить последствия катастрофы и в другой раз быть осторожнее.
— Так кто же ты все-таки такой? И… и…
— И что будет дальше? Подотрем ли мы вас с полу и окончим ли этим? Нет. Мы — машины, созданные, чтобы разгребать грязь, и мы заметили вас, мистер Фарадей. Некоторые из нас осознали, что мы не вправе вас уничтожать, и мы создали место для вашего… продолжения. Да, это самое подходящее слово.
— Продолжение…
— Может быть, вы предпочтете называть нас богами малого творения? Да, вполне подходящее название.
А наше малое творение вы могли бы называть Областью храпения.
— И долго нас будут хранить?
— Я же сказал, мистер Фарадей. Наши временные масштабы намного продолжительнее ваших. Вам понравится то, что мы для вас создали. Земной пузырь со всем, что когда-либо жило на Земле. Это мое собственное создание, хотя мне говорили, что другие пузыри получились не хуже.
— Другие пузыри?
Голос сказал:
— Мы прибыли, мистер Фарадей. Очень приятно было познакомиться, сэр.
И вот, милые мальчики и девочки, нас смыли через фановую трубу в море.
Ясно?
После того как погасло Солнце, холодало все сильнее — и скорее, чем мы ожидали. Мороз пробивал толстую одежду, справлялся с масками, которые мы приспособили на лица, обогревателями и прочим, пока не пришлось перебраться в скафандры — не от недостатка воздуха, а из-за проклятого холода.
Вы не представляете, как было холодно, — сто восемьдесят градусов [63]дают о себе знать.
При ста восьмидесяти замерзает жир на лице. Трескается кожа в уголках глаз. Моргаете — и кожа лопается. Скафандры, похищенные в погибшей Филадельфии, оказались поразительно тяжелыми и на удивление сложно надевались, а еще сложнее было собрать их — прямо как рождественские игрушки с надписью на пакетах: «Требуют небольшой сборки».
С другой стороны, в них было тепло и уютно, и к каждому прилагалась подставка, так что они стояли словно ряды пустотелых людей, ожидая, пока мы заберемся в отверстие на спине. Жаль только, что они весили каждый по сто пятьдесят фунтов, будто средневековые боевые доспехи с самообеспечением. «Латники в космосе». Жаль, что никто не додумался до столь замечательного заголовка для космической белиберды. Хотелось бы знать, выжил ли кто из тех.Надеюсь, что нет.
Конни и Джулии пришлось помочь нам взобраться на верхний этаж промерзшего отеля, который мы использовали как шлюзовую камеру, зато уж там мы могли стоять без поддержки и ковылять кое-как, переругиваясь и жалуясь друг другу. Поли сказал:
— Ты никогда не научишься в этом ходить, Скотт.
— Конни научится. Она в лучшей форме, чем мы оба. И весит сто сорок пять, знаешь ли. И ростом пять и восемь.
Он сказал:
— Ну а во мне двести шестьдесят, и если я свалюсь…
Я легонько подпрыгнул:
— Во мне и двухсот не наберется, Поли. В тебе не меньше восьмидесяти фунтов мертвого груза, не считая скафандра.
— Чтоб тебя…
— Не сегодня, Поли. У меня голова болит.
— Придурок.
— И тем горжусь. Ну, проверим, сумею ли я выйти наружу, не скувыркнувшись со ступенек.
Снаружи было черным-черно. Пусто. Мертво. Наверное, тихо, хотя я слышал пыхтение и визг своей системы жизнеобеспечения. Язапнулся о порог и едва удержался на ногах.
— Осторожно! — сказал Поли. — На кой черт у этих сапог каблуки? Вроде бы скафандры предназначались для орбитальной станции.
— Нехватка воображения. — А может, они думали, что когда-нибудь мы снова попадем на Луну, отправимся на Марс? Раскатали губу.
Нелегко было спуститься по ступеням на газон. Ятяжело дышал, а пыхтение Поли все время активировало микрофон и шумело у меня в ушах.
Он сказал:
— А если мне станет плохо с сердцем?
Яспросил:
— Как по-твоему, Джулия после твоей смерти захочет, чтобы я и с ней спал?
Он выругался и замолчал, сберегая дыхание для ходьбы. Мы не добрались до вершины холма — куда там, хорошо хоть, дошли до конца подъездной дорожки. Там стоял темный грузовой пикап, приткнувшийся капотом к почтовому ящику. Я развернулся, чтобы взглянуть на отель, на освещенный купол за горбатой крышей гаража. Никого.
Я сказал:
— Догадайся мы включить охранную систему, увидели бы, как они подъехали.
А мы не догадались, так что киношная толпа крестьян, вооруженных серпами и вилами, могла ворваться к нам без всякого предупреждения.
Поли хрипло, с кряхтением дышал, пока мы медленно подходили к грузовику. Я задумался, не ждет ли нас в ящике почта. Может, сообщение от налоговой?
В кабине за рулем сидел Гэри, глаза и рот открыты и подернуты изморозью. Рядом с ним женщина в пухлой белой парке с меховой оторочкой, глаза закрыты, голова упала на плечо, словно она спала. Толстая прядь прямых черных волос выбилась из-под капюшона и свисала почти до колен.
— Пожалуй, хорошо, что мы забыли включить камеры. Видал, что у него в кузове?
Я задумался — где он раздобыл пулемет?
Поли прижался лицом к визору шлема, стекло уменьшало его черты и придавало ему комичный вид. Он уставился на женщину.
— Ты ее знал?
Он кивнул:
— Его сестра.
Сестра. Ну-ну. Была ли она среди тех, кого мы отогнали, или он пустился в долгую поездку к Чапел-Хилл ради нее? И чего ради? Предложить мир? Эй, Поли, меняю свою сестру на Джулию. Меня затошнило: может, от усталости, может, еще от чего.
Мы отвернулись и поволокли ноги обратно по дорожке. Небольшой уклон вверх давался нам туго. Поли начал захлебываться между вздохами, словно готов был проглотить язык, и я задумался, справимся ли мы. Когда кончится воздух, сопротивление сочленений костюмов возрастет многократно.
Поли остановился и запрокинул голову к небу:
— Что… — словно увидел чудо.
Я посмотрел вверх. Конус нависал над нами, низко над горизонтом, грозный и отвратительный. Он словно заглатывал небо. Черт. Так и есть. Вон. Недалеко от него серая клякса. А вон там еще одна, еще больше, перламутровая, с легким отливом.
Визуальные?..
— Поли…
Он проговорил:
— В тропопаузе, вероятно, намного холоднее. Меньше тепла, излучаемого Землей.
— О чем ты?
Он повернулся ко мне:
— Думаю, это кислородное облако.
У меня внутри пробежали мурашки, угрожая вырваться через задницу. Так это… это… что? Настоящее? Поли смотрел на снег, покрывающий землю кругом. Включил фару на шлеме, и я поразился, увидев, как обращается в пар углекислый иней. Здесь и там, словно лунки на поле для гольфа, виднелись темные углубления. Сурки?