— Засасывают людей целиком?
— Людей, предметы — да все что угодно.
— А камни? — Мативи поднял с полу небольшой обломок плиты.
— И камни. Но лучше в них ничем не кидать. НЕТ!
Мативи все-таки запустил камнем в машину. Девочка в ужасе замерла. Они увидели, как камень, долетев до второй машины, изменил траекторию, словно его потянули за невидимую веревку, и вдруг превратился в облако пыли и исчез.
Непослушание Мативи вывело девочку из себя.
— Зачем вы это сделали?! Военные сказали, что нельзя ничем бросать в испорченные машины. Они сказали, от этого демоны становятся сильнее.
— Они абсолютно правы, — кивнул Мативи. — Так оно и есть. Только, знаешь, один камень вряд ли сделает демонов намного сильнее. Вот если люди в течение некоторого времени будут постоянно кидать в эти машины всякие предметы, не обладающие собственным электромагнитным полем…
— Я не знаю, что такое «электромагнитное поле».
— Да и не важно. Важно, что в результате мы все можем умереть от этих штук. Я понятно объясняю?
Девочка кивнула.
— Нам не стоит тут долго оставаться. Те, кто проводил здесь много времени, обычно заболевали. Демоны их чем-то заражали.
Мативи не удивился.
— У них, наверное, выпадали волосы, кожа становилась очень бледной, они начинали задыхаться, так?
— Ну да, — невозмутимо ответила девочка. — Проявлялись все типичные симптомы радиационной алопеции и гибели стволовых клеток.
«С ума можно сойти! А впрочем, чему тут удивляться, если эта бедняжка пережила ядерную войну. Уж она-то точно вдоволь повидала жертв радиации. Наверняка учила буквы по надписям на плакатах Красного Креста», — подумал Мативи.
— ЭТИ ДЕМОНЫ ВООБЩЕ ПОХОЖИ НА ТЕХ, ЧТО В ЯДЕРНЫХ БОМБАХ. ОНИ, КОНЕЧНО, НЕМНОГО ОТЛИЧАЮТСЯ, ПОТОМУ ЧТО ЖИВУТ В ДРУГОМ ОРУЖИИ. НО У НИХ ПРАВДА МНОГО ОБЩЕГО.
Девочка кивнула.
— И ВСЕ-ТАКИ ЭТО НЕ ЯДЕРНЫЕ БОМБЫ. ТУТ КОЕ-ЧТО ПОИНТЕРЕСНЕЕ, — сказала она. — ТАК ЧТО ПРИДЕТСЯ ВАМ ЗАПЛАТИТЬ МНЕ ВДВОЕ БОЛЬШЕ.
Мативи не стал спорить:
— ВДВОЕ ТАК ВДВОЕ.
Он достал из кошелька пачку облигаций ООН.
«В конце концов, торг тут неуместен. Завтра мир может погибнуть, кому тогда будут нужны эти бумажки?»
— Говорю же тебе, там их около сорока. Да, я сам видел. Пять рядов, по восемь штук в каждом ряду… Нет, я не в отеле, не хотел звонить тебе оттуда — там наверняка прослушивают. Нельзя, чтобы знал кто-нибудь еще… Потому что, если туда хоть кто-нибудь, да кто угодно, зайдет, может произойти непоправимое — и тогда мы все погибнем. Когда я говорю «мы», я имею в виду все человечество. А когда я говорю «погибнем», я имею в виду «погибнем наверняка», а не «можем погибнуть»… Вот именно — объявляю тревогу… Да, оружие массового поражения… Нет, понятия не имею, что теперь делать… Я могу только попросить тебя дать сигнал тревоги и сделать все, что от тебя зависит, если ты хочешь оставить эту планету своим детям в относительной целости и сохранности… Да, я знаю, но в конце концов они наверняка поймут и простят тебя. С подростками всегда нелегко. Впрочем, ты и сам хорош — после твоей интрижки с их тетей я бы на их месте тоже вряд ли захотел с тобой общаться… Нет, не надо посылать сюда следственную группу. Нужны военные. Лучше даже спецподразделения. И раздобудь им разрешение стрелять на поражение. А то знаю я тебя, опять пришлешь каких-нибудь новичков-миротворцев из Лихтенштейна на белом бронетранспортере. И не забудь сразу же сообщить обо всем в МАГАТЭ. Луи, ты меня понял? Я не шучу… Договорились, встретимся завтра на месте.
Мативи положил трубку. Руки его дрожали. Странные, однако, времена — на ледовом шельфе Антарктики постоянно открыты сотни веб-сайтов, а тут, в городе с пятимиллионным населением, приходится тратить почти пять часов на поиски цифрового телефона. Впрочем, стоит отметить, что всего пятнадцать лет назад это был город с десятимиллионным населением.
Мативи даже не надеялся найти здесь телефонную линию формата связи, совместимого с его криптографическим программным обеспечением. Немногие уцелевшие линии цифровых коммуникаций наверняка хорошо контролировались, — возможно, даже в тот таксофон, которым он только что пользовался, был вмонтирован какой-нибудь допотопный транзисторный микрофон, передающий сигнал на сервер полицейского управления. Но даже если это и впрямь так, по крайней мере, информирована будет только полиция. А вот если бы он воспользовался аварийным каналом аналоговой связи, к утру о его телефонном разговоре знали бы все домохозяйки города.
Мативи покинул таксофонную будку, подошел к пьяному оператору телефонной станции и расплатился. На столе перед пьянчужкой лежал автомат. Мативи опасался, что на улице его уже будет ждать полицейская машина (разумеется, без опознавательных знаков, но нынче машины здесь могли позволить себе только представители государственных служб), и заранее прикидывал, как отделаться от слежки. Однако улица оказалась пуста.
Солнце выпрыгнуло из-за горизонта с энергичной непосредственностью чертика из коробочки. От телефонной станции Мативи направился через сектор нулевого допуска прямо к своему отелю, который некогда носил гордое название «Хилтон». Там он поднялся в номер и, не раздеваясь, рухнул в постель.
Утром Мативи вышел из номера и направился в единственный функционирующий душ. В коридоре он увидел человека с пистолетом.
Мативи, в общем-то, не испугался ни того ни другого: пистолет был довоенной модели и его явно не чистили с тех пор, как закончилась война, а человек, дрожащий всем телом, как эпилептик в разгар припадка, был хорошо знаком Мативи — глава семейства, отец троих малолетних детей, увлеченный коллекционер моделей поездов и железных дорог.
В сложившейся ситуации, впрочем, вряд ли стоило сомневаться в боеспособности пистолета, ведь его дуло было направлено на Мативи.
— Прости, Чет, я не могу позволить сделать это.
Тут Мативи заметил, что пистолет снят с предохранителя.
— Сделать что? — спросил Мативи.
— Ты не можешь так со мной поступить. Это несправедливо.
— Прости, Жан. Я тебя не понимаю. Может, объяснишь, что происходит?
Жан-Батист Нгойи, ничем особо не выдающийся сотрудник Временной Администрации ООН на территории бывшей Народной Демократической Республики Конго, пришел убить Мативи, предварительно зачем-то облачившись в парадную форму с громоздким голубым логотипом «ВАООННДЕРКОНГО» на нагрудном кармане.
— Я не позволю тебе забрать их. — Нгойи чуть не плакал.
— Забрать что? О чем ты?
— Сам знаешь. Все знают. Мы слышали твой разговор со штабом.
Мативи прошиб холодный пот. «Нет, только не это. Черт возьми, нет». Он прислонился спиной к стене, остатки штукатурки на которой образовывали странный постмодернистский орнамент.
— Жан, ты меня, конечно, прости, но если даже ты информирован, надо полагать, все обладатели здравого ума и электронной почты в этом городе тоже в курсе. — Мативи испытующе посмотрел на Нгойи. — Значит, в том таксофоне был «жучок»?
— Нет, просто оператор той станции — сводный брат начальника личной охраны президента Лиссубы [17]. После всеобщей амнистии многие из людей Лиссубы пошли служить в полицию.
— И что теперь, черт возьми? Что они собираются делать?
— Они все время говорят, что «для разрешения возникшей проблемы в срочном порядке принимаются все необходимые меры». А еще выписан ордер на твой арест — «для обеспечения твоей безопасности». Вот только они никак не могли выяснить, в каком ты отеле. Мне позвонили, чтобы выяснить, не знаю ли я, где тебя искать.
Мативи принялся ходить по коридору туда-сюда, пытаясь сосредоточиться.
— Все ясно. О боже, но ты же не сказал им, где меня искать? Значит, ты на самом деле не то чтобы уж очень хочешь меня убить?
Мативи пытался таким образом смягчить Нгойи. Но пистолет по-прежнему неумолимо смотрел в грудь Мативи — и даже вроде бы стал меньше трястись. В конце концов, попытаться все равно стоило.